Книга Грешные намерения, страница 63 – Элизабет Хойт

Поэтому просто поставила чашку.

— Очень хорошо.

Он кивнул, глядя в разгоревшийся камин. Она чувствовала жар, разливавшийся по ее телу. Она тоже хотела «большего».

— Вы не рассказали мне о своей семье. Он раздраженно покачал головой:

— Неправда. Я рассказал вам о своей сестре, о своей матери.

— Но не об отце, — понизила она голос. Она не знала, откуда взялось это неожиданное желание узнать все его тайны. Возможно, оно возникло из разговоров об убийце, выслеживавшем своих жертв на улицах Сент-Джайлса, а возможно, из дуновения смерти. Она хотела узнать его, этого мужчину, которому она отдала свое тело. Кэр холодно взглянул на нее.

— Мой отец был аристократом. Больше о нем сказать нечего.

Темперанс подняла голову. Он, не отрываясь, смотрел на огонь, и было совершенно ясно, что он многое мог бы рассказать.

— Как он выглядел? Кэр удивился.

— Он был… крупным мужчиной.

— Выше вас ростом? — спросила она.

— Да. — Он задумался. — Вернее, нет. К тому времени, когда я вернулся из Оксфорда, я был выше его. Он просто казался… большим.

— Почему?

— Я не хочу говорить об этом, — резко сказал он.

— Но вы хотите большего от меня, — возразила она. — Разве я, в свою очередь, не должна больше узнать о вас?

Он криво усмехнулся:

— Вы ставите жесткие условия, миссис Дьюз. Что вы хотите знать обо мне?

— Может быть, я хочу знать все, — храбро заявила она.

— Разве может один человек знать все о другом человеке?

— Вероятно, нет, — сказала она, вставая.

Она сделала пару шагов и остановилась перед ним.

— Вероятно, мы всю свою жизнь остаемся чужими друг другу, — прошептала она, усаживаясь к нему на колено, и начала развязывать его шейный платок. — Мы никогда не сможем узнать друг друга по-настоящему. Разве не это вы хотите услышать от меня?

Он кашлянул.

— Я не задумывался над этим.

— Конечно, задумывались, — с притворной нежностью сказала она. — Вы — человек с интеллектом, и при этом очень циничный. Я полагаю, вы провели неизмеримо долгое время, размышляя о нашем мире и о своём безграничном одиночестве в нем.

Он сглотнул, и адамово яблоко шевельнулось под ее пальцами.

— А разве это не так?

— Возможно. — Она мельком взглянула на него, сосредоточенно развязывая шейный платок. — И поэтому вы связываете их?

— Кого?

— Я никогда не думала, что вы трус, Лазарус.

Он вздохнул и закрыл глаза.

— Может быть. Я не знаю.

Она начала расстегивать его жилет.

— Вы не знаете, почему связываете их, или не хотите в этом признаться?

— Как вы суровы, мадам. — В его тоне можно было расслышать намек на предостережение.

— Да. — Она кивнула, не отрывая глаз от своей работы. — Но я думаю, что иначе я бы никогда не получила от вас ответа. Неужели их близость причиняет вам боль? Неужели мысль, что вы отделены от них, не вызывает у вас страдания, которые вы испытываете, когда до вас дотрагиваются?

— Ваша проницательность ужасает меня. — Он помог ей снять с себя жилет. — Я не понимаю, почему чувствую боль.

— Это боль физическая или душевная?

— И та, и другая.

Она кивнула и принялась расстегивать его рубашку. Она ощущала жар его кожи и видела темные волосы на его груди, заметные под тонким полотном.

— Тогда, может быть, вы связывали их, чтобы они не причиняли вам боли?

— Возможно.

— Или, — она посмотрела ему в глаза, — вы связывали их, чтобы не признавать их принадлежности к человечеству?

Он поднял брови:

— Разве это не делает меня дьяволом?

— А разве делает? — осторожно спросила она. Он отвел взгляд, избегая смотреть ей в глаза.

— Вы боитесь их взгляда? И для этого завязываете им глаза?

— Может быть, я не хочу, чтобы они видели мои глаза.

— Почему?

— Возможно, я не хочу, чтобы они увидели мрак в глубине моей души.

Она минуту всматривалась в глубину его изумительных голубых глаз, и он выдержал этот взгляд.

— Вы не связываете меня. — Темперанс чувствовала, как бурно забилось ее сердце. Ей хотелось снять с Кэра рубашку, но она не желала снова причинять ему боль. Она погладила через полотно его пышущие жаром мускулы. У него была красивая грудь, широкая, мощная, на плечах и предплечьях обозначились рельефные мышцы.

— Нет, не связываю.

— И это потому, что я для вас значу больше, чем те, другие, или меньше?

— Больше. Определенно больше.

Она кивнула, осторожно касаясь его руками. От мысли, что она так важна для него, к глазам подступили слезы.

— А я важен для вас? — тихо спросил он.

Конечно, он важен. Но она отбросила все вопросы. Ее интересовала его уязвимость, а не своя собственная.

— Вам сейчас больно? Если я дотрагиваюсь до вас через одежду?

— Нет.

Она наклонилась и поцеловала его в плечо.

— Я рада.

— Я ответил на ваши вопросы, а вы на мои не ответили. Она покачала головой:

— Я не могу. Пока еще не могу, не давите на меня. Она наклонилась и с нежностью лизнула через полотно рубашки его сосок.

Кэр затаил дыхание.

Влажная ткань была почти прозрачной, и она видела его темный сосок.

— А-ах.

Она улыбнулась.

— Темперанс.

— Не давите. — Она прижала ткань к его груди, чтобы лучше видеть маленький бугорок отвердевшего соска.

— Как вы давите на меня?

— А я давлю на вас?

— Без сомнения.

В наказание она дернула его за волосы.

— А вы спрашиваете себя, зачем вы давите на меня? — проворчал он.

— Нет. — Она положила руки на его плоский живот. Живот был твердым и горячим.

— А пожалуй, следовало бы.

— Гм. — Ее внимание привлекла застежка на его бриджах и то, что было за ней.

— Темперанс…

— Нет. — Она соскользнула с его колен и присела на пол между его ног. Расстегивая пуговицы, она спросила:

— А сейчас вам больно?

Он как завороженный смотрел, как ее пальцы расстегивают его бриджи.

Но она не собиралась так легко отпустить его.