Книга Суд да дело. Лолита и Холден двадцать лет спустя, страница 58 – Игорь Ефимов

- Кто это - Гвендолин?

- Официантка в ресторане "Красный омар". На двести второй дороге - знаете? "Темное прошлое" - ха! Ее бывший муж поворовывал, попался, а ей пришили соучастие. Потому что она носила браслет, подаренный им. Откуда она могла знать, что он краденый? Даже судья это понял - дал только два месяца условно.

- У тебя с ней роман?

- Роман не роман - откуда я знаю?!. Вы нам так головы заморочили, что ничего уже не разберешь. Сначала заваливаете книжками и фильмами, где все про любовь да про любовь. А потом даете задний ход и начинаете отмазываться: "Это настоящая любовь, а это не настоящая, это - сердце горит, а это - только гормоны играют, скоро пройдет". Ужас! Да еще тянете к своим психиатрам, которые все - идиот на идиоте. Или сами психи, которых лечить нужно.

- Ты не мою ли бывшую жену имеешь в виду?

- Никто никого в виду не имеет. Но какой смысл двадцать раз повторять мне одно и то же? Я и сам знаю, что Гвендолин старше меня почти в два раза. И она это знает. Но я-то знаю кое-что еще. Например, что мне с ней никогда, никогда не бывает скучно. Что вот уже почти год я запросто могу отличать заполненный прожитый день от пустого. Если я побыл с ней хотя бы полчаса - посидел в ресторане или проводил до дома, - это заполненный день. А если не удалось день пустой. И заполненных было в тридцать раз меньше, чем пустых.

- Но ты пытался матери это объяснять?

- Тридцать раз. Или сорок. Но ответ только один: "Ах, это путь к погибели!" Я ей на это говорю: "Мам, любой путь ведет к погибели, если ехать, никуда не сворачивая. У меня же есть глаза, есть голова на плечах. Когда нужно будет, я сверну". Очень спокойно говорю, поверьте. Я вообще в нашей семье самый спокойный. Не слышит. Даже над Стеллой она так не трясется, как надо мной. Хотя девятилетним девчонкам, конечно же, опаснее жить в этом мире, чем мне. Чего бы она хотела на самом деле: оставить меня в кровати на весь день и время от времени приносить поесть. Полная безопасность. Не понимает, что от такой безопасности и вешаются в нашем возрасте.

- Ты меня как-то оглоушил всем этим. Застал врасплох. Надо бы тут сказать что-то умное-умное, поделиться жизненным опытом, а я...

- Да вы уже поделились.

- Я? Когда?

- Примерно год назад. Вы были у нас в гостях на День благодарения и рассказывали, как вы в юности боялись, что у вас неправильные гормоны. Как вы прочли в статье, какое должно быть лицо - глаза, рот, улыбка - у подростка с правильными гормонами, а какое - с паршивыми. Вы очень смешно показывали, как вы всматривались в зеркало, как вращали глазами. И получалось, что у вас гормоны - хуже некуда, полный ужас. За столом все умирали от смеха. А для меня это было большое облегчение. Потому что я тогда тоже очень боялся за свои гормоны. Замечал у себя какие-то женские замашки.

- Ну, например?

- Например, мне ничего не стоит вымыть за собой посуду. Когда мне было двенадцать, я научился вышивать. Вышил подушку крестиком. Вон она, до сих пор красуется на диване. А в семь лет совсем опозорился. Родители куда-то ушли, а Стелла начала плакать в своей кроватке. Я не знал, как ее успокоить. И попытался кормить грудью. Мне это до сих пор поминают и потешаются.

- А я больше даже, чем гормонов, боялся рака. Тоже прочел в какой-то дурацкой статье. Если у вас долго не заживает какая-то ранка, нужно сделать анализ на рак. А у меня на десне как раз была язвочка. Недели две. Так что я начал прощаться с жизнью. Сочинял прощальные письма.

Грегори запихнул в рюкзак надувную подушку, затянул шнуры. Приподнял, пробуя на вес. Потом посмотрел на Кипера взглядом бодливого козленка. И спросил серьезно и жалобно:

- Мистер Райфилд, а можно я к вам убегу?

Кипер осторожно встал со стула. Взял угол тяжелого стола. Задумчиво приподнял и опустил. На мандариновом деревце разом поникли все листочки - то ли от страха, то ли от изумления.

- Что ты имеешь в виду?

- Сказать вам по совести, я убегать очень боюсь. Пробовал уже несколько раз. Обойду квартал с рюкзаком и возвращаюсь. Потому что родители добились своего: дико избаловали меня. И запугали. Я боюсь, что мне станет холодно, что я потеряюсь, забреду не туда, куда нужно, останусь без еды. Что меня ограбят бездомные, поймают полицейские, посадят в тюрьму. Ужас! И я не знаю, сколько я смогу протянуть, не видясь с Гвендолин. А у вас я бы пожил тихо и спокойно. Делал бы всю домашнюю работу, мыл посуду. Сгребал бы листья, а потом и снег. У вас такой занятный дом, с этим лифтом снаружи. И автомобиль я умею мыть, могу даже масло сменить.

- Но что я скажу твоим родителям?

- А вам ничего не надо будет говорить. Я оставлю им записку, что решил пожить самостоятельно. Что со мной все в порядке и я обещаю им звонить каждый день. За их счет, конечно. Но не скажу, где я прячусь.

- Да ты понимаешь, о чем ты просишь? Если это откроется, они меня потянут в суд. За похищение несовершеннолетнего.

- Во-первых, мне через полгода - шестнадцать. Во-вторых, не посмеют. Я тогда заявлю, что убежал от сексуальных приставаний отчима.

- Роберта? Этого дюгоня в облике человеческом? Да кто тебе поверит?

- Поверят. Теперь это просто. Суды верят психиатрам, а психиатры верят всему, что мы наплетем. Родительская власть кончилась. Любой подросток, если захочет, может отправить своих предков в тюрьму. Если не делает этого, то только из жалости. Или по лени.

- Нет, Грегори, нет. Прости, но не могу. Нет, нет и нет. Твоя мать никогда мне не простит.

- Простит. Может быть, даже будет рада, что я смоюсь с ее глаз. Она сейчас так увлечена своими экспериментами...

- С растениями?

- Нет, растения почти забыты. Новые формы семейной жизни. Все эти полифамы и полижены и полимужья. Неужели она вам не рассказывала? Воображает, что я ничего не замечаю. А как тут не заметить... То уезжает неизвестно с кем и неизвестно куда, то приглашает погостить каких-то неизвестных типов... Вот и вчера отчим привел какого-то нового толстяка... Похоже, он уже продрал глаза слышите?

Сверху раздался грохот спускаемой воды. Потом тяжелые шаги. Потом на лестнице появились блестящие коричневые ботинки. Потом брюки, ремень, рубашка в синюю полоску. На покатом животе - галстук с золотой булавкой. И наконец собственной персоной - хищник и динозавр - центральный защитник фирмы "Крылатый Гермес" - Ларри Камбакорта.

Киперу показалось, будто один из мандаринов оторвался от дерева и влетел ему в горло.

- Вы... Вы... Вы... - только и мог повторять он.

Ларри кончил вытирать очки, зацепил их за уши и радостно замахал ладошкой.

- Кого я вижу! А мы вас как раз вспоминали вчера за столом. Кордораны не могут понять, куда вы пропали. Я рассказал им про отпуск в Калифорнии. И немного - про нелепые подозрения полиции. Оказывается, Роберта тоже вызывали, расспрашивали про вас.