Онлайн книга «Космический капкан»
|
Если мне в вечность придется отправиться, я захвачу с собой мало вещей: пиво, в дороге слегка подзаправиться, парочку жирных зеленых лещей. «Зеленых!» – удивился Жмых и вспомнил, что лемурийцы называли лещами странную жирную рыбешку – плоскую, отличающуюся неестественной зеленью, живущую в очень соленой воде и потому в дополнительной просолке не нуждающуюся. Глеб замер на пороге, пораженный внезапной идеей. Только сейчас он сообразил кое-что, отчего ему стало очень не по себе – даже холодок по спине пробежал. – Лукас, мы еще живы, и это радует, – бесцеремонно прервал он поэта на полуслове. – Но зачем ты открыл дверь? – Мне было скучно. Ты спал. Я решил отблагодарить наших гостеприимных хозяев – и развлечь их чтением стихов. – А тебе не кажется, что наши гостеприимные хозяева немного странные? – Конечно, странные, – согласился лемуриец. – Они же дефективные, мы уже это выяснили. Было бы странно, если бы они не были странными. – Я не о том, – проговорил Жмых. – Если они идиоты, как могут они понимать меня? Откуда знают русский язык? – Проще простого. Гипнотическое обучение. Они и лемурийский знают – чем я и воспользовался, декламируя им свои лучшие стихи. Лучшие стихи я, конечно, пишу на родном языке – хотя русский и богат, и уникален, и многообразен, думаю-то я не на нем… – И зачем ассенизаторам знать столько языков? – Чтобы понимать руководство. Решать проблемы, возникающие у населения. Да мало ли, Глеб Эдуард? Какая тебе разница? – Мне это подозрительно. Главного ассенизатора, говоришь, понимать должны. Ну-ну. Жмых прислонил к стене багор, открыл шкафчик, посмотрел на питательные пайки А-7 и тяжело вздохнул. Есть очень хотелось, но только не сухой паек. – Я расспросил приютивших нас хозяев – здесь в двух кварталах отличный ресторанчик. Там всегда мало народу. Мы можем пойти туда после заката, – объявил Лукас. – Больше ничего не натумкал? Пойти в рангуний ресторан?! Я в магазин-то боюсь зайти… – А что же мы будем делать? – Сваливать отсюда. И грабить дома. Только если раньше я больше интересовался деньгами, золотишком и дорогими шмотками, не брезговал стереовизорами и квадросистемами, теперь меня больше всего будут интересовать холодильники… Лицо Лукаса приобрело скорбно-сочувствующее выражение. – Да, Глеб Эдуард… Я понимаю… Холодильник – это особый прибор. Для тебя. Я много думал, засыпая… В холодильниках, несомненно, есть своя, особенная эстетика. Жмых крякнул. – Ты опять меня не понял! Я не имел в виду сами холодильники! А их содержимое! Еду! Нам надо чем-то питаться! В магазин ведь зайти нельзя… Ты что, жрать не хочешь? – Я съел уже один питательный паек, любезно предложенный мне хозяевами. И даже заплатил за него звонкой монетой… – Монетой? Сколько дал? – Жмых возвел глаза к потолку. – Тридцать копеек. Ровно столько он стоит. – Узнаю твою бережливость. И педантичность. Знаешь, Лукас Раук, всем ты хорош, но подчас меня раздражаешь! – Ты порой тоже становишься несносным, Глеб Эдуард, – не остался в долгу лемуриец. – Так что, идем на дело? Или разбежимся прямо сейчас? – Идем, конечно! – А что делать с этими? – Они дадут нам слово, что не обратятся с жалобой в отряды самообороны и не позовут своего братца-бугра. Я им верю, – улыбнулся Лукас. – Мы дадим слово, – хором заявили рангуны. – Да не нужно мне ваше слово! – сплюнул на пол Жмых. – Все равно никто нас не найдет. Ведь мы плывем на тропический остров. Я забыл, что в гавани нас ждет катер. – Правда? – оживленно спросил Лукас. – Ты тоже дебил? Не помнишь, что я тебе рассказывал перед тем, как мы собирались домой? – Нет, я не дебил. Я помню… Кажется… – Ну, тогда заткнись и пошевеливайся. На улице было пусто, когда они двумя черными тенями выскользнули из дома. Вокруг царила ясная звездная ночь. Можно было различить все особенности пейзажа рангуньего района – подстриженные ровными конусами кусты, выложенные каменной плиткой дорожки вместо гравийных в человеческой части города, облитые вязким желтым пластиком крыши домов. – Забираем западнее! – сказал Жмых и повернул на улицу, с которой открывался отличный вид на горы – там по его расчетам должна была находиться человеческая часть города. – Ты что хромаешь? – поинтересовался он спустя десяток шагов. – Колено, – откликнулся Лукас. – Когда мы врезались в сарай, я, если ты помнишь, стукнулся о пульт Управления. – А почему раньше не хромал? – Хромал, но не так сильно, – ответил лемуриец. Он решил не уточнять, что, когда они легли отдохнуть в домике рангунов, он так и не смог заснуть оттого, что его колено пульсировало болью. Осмотрев ушиб, Лукас пришел к неутешительным выводам – дело плохо, колено распухло, синяк отливал фиолетово-черным. – Все в порядке? – поинтересовался Глеб. – Не волнуйся, друг мой, – Лукас широко улыбнулся, – все в порядке. Если бы ты знал, как мне приятна твоя забота! Жмых остановился как вкопанный и повернулся к лемурийцу. – Значит, так, – проговорил он, – я хочу, чтобы ты понял мой базар правильно. Я не то чтобы сильно обеспокоен твоим здоровьем. Скорее, я обеспокоен тем, что тебя придется тащить на себе. Вот это мне действительно не нравится. Втыкаешь, графоман? – Ты невыносим. – Лукас вздохнул. – Разве так. принято у друзей? Друзья заботятся друг о друге. Проявляют внимание. А ты, Глеб Эдуард, что?… – Что?! – Ты проявляешь внимание только к холодильникам. Твой фетишизм… – Чего-о-о?! – насторожился Глеб, услышав незнакомое слово. – Я говорю, твой фетишизм… – Это еще что такое?! – Ты не знаешь, что такое фетишизм? Я объясню тебе. Это вид сексуального влечения к какому-нибудь материальному предмету. Например, к интеллектуальному холодильнику. Полагаю, основой замещения нормальной сексуальности в твоем случае стало твое гиперболизированное осознание того, что холодильник тоже имеет разум и может накормить тебя из своего чрева. Жмых стоял с открытым ртом, не в силах произнести даже слова от возмущения. – Поверь мне, Глеб Эдуард, мне не сразу удалось смириться с известием о твоей нездоровой ориентированности. Но затем я подошел к этому вопросу интеллектуально. Переосмыслил его, так сказать. Принял в расчет твой тяжелый жизненный опыт, заключение в колониях на астероидах, где совсем не было женщин, голод, лишения, плюс ко всему нездоровую наследственность. Наверняка один из твоих родителей злоупотреблял пьянящими колосками или чем покрепче. И тогда я пришел к выводу, что и сам, подобно тебе, мог бы стать фетишистом – обыкновенным извращенцем, если смотреть на это с обывательской точки зрения, но… |