Онлайн книга «Балансовая служба»
|
– Вовсе ни к чему так ругаться! – проговорила Медея, она оказалась рядом. Иван Васильевич уставился на нее с самым разгневанным видом. – Между прочим, благодаря мне мы спаслись, – сказала девушка. – Спасибо, – буркнул Митрохин, отряхивая костюм. В новой реальности, куда их забросило колдовство, было намного теплее. Должно быть, здесь было лето. Пошевелив пальцами на ногах, Иван Васильевич подумал, что их, чего доброго, могло занести в самую настоящую зиму. И вот тогда он уже не смог бы разгуливать босиком. Тенистая вязовая аллея уходила вдаль. Господа самого благообразного вида прогуливались с собаками. Одна из них, жизнерадостно виляя хвостом, отняла у слепого палку и побежала к хозяину. За что немедленно получила палкой по морде и обиженно взвизгнула. Хозяин вернул стоящему с протянутой рукой ошарашенному слепому вещь, и тот, выдавив «Scheisse», деловито зашагал прочь, шлепая палкой по гравию. Вдоль дорожки стояли белые скамеечки. На одной из них сидел бородатый человек в сюртуке и читал газету, делая в ней заметки карандашом на полях. Митрохин напряг зрение и сумел прочитать название: «Neue Rheinische Zeitung». – Эй, – Иван Васильевич обернулся к девушке, – ты куда нас притащила? Это не фашистская Германия, часом? – Не знаю, – ответила Медея, – я ничего уже не знаю. Нет, фашистская Германия быть не может. – И напомнила: – Заклинание работает назад. – Гляди, как на молодого Карла Маркса похож, – проговорил Иван Васильевич шепотом, продолжая приглядываться к незнакомцу, – видишь, газету на немецком читает. – «Новая рейнская газета», – перевела Медея. – Ты немецкий знаешь? – Немного. Нужно было для изучения древнегерманских заговоров. Если это «Новая рейнская газета», то мы скорее всего в дореволюционной Германии. Точнее, в Пруссии. – Ну надо же, а я немецкого языка не знаю. Будешь общаться за нас. – С общением все не так просто, – покачала головой Медея. – Язык – структура динамичная. Знаете ли вы, например, что термином «распущенный подонок» в сочинениях химиков восемнадцатого века обозначался растворенный осадок? – Всегда предполагал что-то такое, – кивнул Митрохин. – Значит, общаться по-немецки ты не можешь? – Но тут, по крайней мере, не стреляют. – Полиглотка, елки зеленые. Знал бы, что такое случится, тоже языки бы учил. А что не стреляют, так это неважно. Все равно скоро Балансовая служба объявится, – Митрохин вздохнул, – и придется нам убираться отсюда. «Пообщаться, что ли, с этим типом, похожим на Карла Маркса, – пронеслось у него в голове. – Узнать, что он думает о торжестве мировой революции». Немного смущало незнание немецкого языка, но Иван Васильевич счел это обстоятельство досадной и незначительной помехой. Если два интеллигентных человека желают объясниться, языковой барьер не станет препятствием. – Гутен таг! – выкрикнул он, приближаясь. Бородатый субъект на скамейке посмотрел на Митрохина с удивлением и на приветствие никак не отреагировал. «А может, это и вправду Маркс, – подумал Иван Васильевич, – хотя вряд ли, мало ли в Германии бородатых субъектов, похожих на Карла Маркса». – Маркс? – уточнил он. – Я, – ответил незнакомец и отложил газету. – Ну конечно, ты, – обрадовался Митрохин, – а я тебя, как увидел, так сразу и признал. Ну, думаю, сам Карл Маркс! Хе-хе. – Я-я, – откликнулся немец, приподняв брови. – Ты-ты, конечно, ты… Кто же еще. А я Иван Васильевич, Митрохин моя фамилия. – Что вы делаете? – Медея попыталась остановить банкира. – Нам нельзя с ним разговаривать. – Это еще почему? – Потому что если он Карл Маркс, то мы можем невольно изменить весь ход мировой истории. Вы что, фантастику не читаете? – Нет, конечно. Я читаю балансовые отчеты. И «Плейбой». – Скорее всего это не он, – Медея оглянулась на удивленного господина на скамейке. – Но я вас очень прошу, не приставайте к местным жителям. Я вас просто умоляю. Вы даже не представляете, что можете натворить. Митрохин взглянул на Маркса с сожалением. – Слушай, ну неужели нельзя с ним даже поговорить? Я так мечтал всегда с этим типом поболтать, который политэкономию придумал. Нас этой политэкономией знаешь как донимали. Хотел спросить его, что, ему вообще делать больше нечего было? Пил бы себе пиво немецкое. С девками немецкими развлекался. Вот я его сейчас и спрошу. – Нельзя, – отрезала Медея, – мы и так устроили настоящий кошмар в том времени. Да и насчет фронтового эпизода у меня дурные предчувствия. Боюсь, выйдет нашей стране это боком. – Да ладно, – махнул рукой Митрохин, – так уж и боком. С Россией коммунисты что только ни делали, а она как стояла, так и стоит. И будет стоять вечно. Как знать, может, я сейчас Карлу Марксу втолкую, во что лучше капитал вкладывать, он и займется делом. А потом Ленин без его трудов не лишится рассудка и не возомнит себя «вождем мирового пролетариата». Глядишь, и России лучше будет, если ее разворовывать не станут, как разворовывали семьдесят с лишним лет коммунисты. Как думаешь? – Я ничего об этом не думаю. Я вас только очень прошу, оставьте в покое местных жителей. Мы должны быть предельно аккуратны в наших Действиях. – Ишь ты, предельно аккуратны… «Карл Маркс» тем временем поднялся, косо поглядывая на парочку странных субъектов, свернул газету в трубочку и поспешил прочь. – Ну вот, гляди, уходит, – расстроился Иван Васильевич. – А так поговорить хотелось. Мне в университете знаешь сколько пришлось его изучать. – «Капитал»? – поинтересовалась Медея. – Если бы только «Капитал». А то и «Святое семейство», и «Нищету философии», и кучу статей всяких, как ранних, так и поздних. Если ты все это почитаешь, у тебя голова от напряжения опухнет. Между прочим, головастый мужик… Маркс обернулся вдалеке, словно почувствовал, что говорят о нем, свернул за угол и скрылся из вида. – Между прочим, это вы виноваты, что нас все время к революционным деятелям и в революционные эпохи тянет, – возвестила Медея. – Я? – удивился Митрохин. – Именно, я даю ориентировку на ваше восприятие. В надежде, что вы нас куда-нибудь в нормальное место направите, а получается неизвестно что… – Ты, видно, очень глубокую ориентировку даешь, – Иван Васильевич пожал плечами, – потому что мне ни до революции, ни до Маркса с его «Капиталом», ни до прочих коммунистов дела никакого нет. Давно уже. |