Книга Бессмертник, страница 33 – Белва Плейн

«Ну, по вашему лицу, во всяком случае, не скажешь. Анна, заходите как-нибудь в гости, я буду рада. Мы живем на углу Семьдесят восьмой улицы и Пятой авеню. И сын неподалеку от нас, через два квартала, очень удобно».

Когда они распрощались, мама произнесла — не для Айрис, а так, себе под нос: «Пятая авеню! Еще бы! Вест-Сайд теперь уже не для них».

Айрис все прекрасно запомнила.

— Похороны в среду, в одиннадцать, — продолжает папа. — Я постараюсь пойти с тобой. Ну а если не смогу, пойдешь одна.

— Я никуда не пойду, — говорит мама очень спокойно.

Айрис слышит шелест газеты.

— Не пойдешь? Ты шутишь?

— Вовсе нет. Я не виделась с этой женщиной много лет. Я для нее была никто и ничто, зачем мне идти на похороны?

— Зачем вообще люди ходят на похороны? Как иначе выразить уважение к покойному? Я тебе поражаюсь!

Мама молчит.

— Кстати, — продолжает папа, — они в свое время были очень добры и оказали нам немалую услугу. Может, ты забыла? Существует же, в конце концов, человеческая благодарность?

— Благодарность? Ты берешь заем в банке, возвращаешь его с процентами и обязан вдобавок испытывать благодарность? — По голосу слышно, что мама рассердилась.

— Анна! Но люди — это не банк! Я тебя не понимаю.

— А где написано, что ты должен все понимать?

Совсем не похоже на маму! Она же всегда твердит:

«Мужчина — глава семьи; помни об этом, когда выйдешь замуж; не спорь и не перечь!» Или: «В браке равенства нет, женщина всегда должна уступать, тогда в доме будут лад и согласие».

Дверь в комнату Мори со стуком распахивается, он вылетает в коридор.

— Ах ты, поганка! — кричит он и с размаху бьет ее по спине кулаком.

На шум выбегают родители.

— Что случилось? Что ты делаешь?

— Эта поганка стояла тут, подслушивала! Не вздумай и мои разговоры подслушивать! А то от тебя мокрого места не останется, паразитка!

— Мори, что за слова! — говорит папа. — Айрис, иди-ка сюда. Что происходит? Ты что же, и впрямь подслушивала?

— Нет, я случайно. Я шла в кухню за яблоком.

— Верьте больше! — снова взрывается Мори.

Мама укоризненно качает головой:

— Мори, иди, пожалуйста, к себе, мы сами разберемся. Айрис, я хочу знать, что именно ты услышала?

Ее так и подмывает выпалить: «Я услышала, что я некрасива. И сказала об этом ты! А тетя Руфь сказала, что с годами я выправлюсь! Она всегда лезет не в свое дело. И я вас ненавижу — и ее, и тебя!» Но Айрис гордячка, она ни за что так не скажет.

Мама встревоженно хмурится. И Айрис вдруг понимает, что именно надо сейчас сказать. Искусно, с умыслом подбирает слова:

— Ты сказала папе, будто не видела эту даму много лет. А ты видела!

— Ты о ком? — спрашивает папа.

— О миссис Вернер. Мы ее видели в городе на прошлой неделе. Вместе с сыном.

— Анна, это правда?

— Да, мы столкнулись с ними на Пятой авеню, — говорит мама со вздохом. — Мимолетная встреча, я не придала ей значения.

— Легче скрыть, чем рассказать?! Не понимаю почему?

— Джозеф! Сейчас не время… — Айрис знает, что она имеет в виду: «Не при ребенке».

— Что ж… — говорит папа. — Айрис, пора спать. Иди ложись. Мама тебе сейчас принесет теплого молока.

— Нет, папа! Ты принеси, — требует Айрис.

Папа держит стакан, Айрис отпивает горячее молоко по глоточку.

— Как, девочка, лучше? Я вижу: тебя что-то расстроило. Ну, скажи папе, что с тобой?

Ее глаза наполняются слезами. Она шепчет:

— У меня нет друзей. Ребята меня не любят.

— Безмозглые обормоты! Но раз они не понимают, чего ты стоишь, это их беда. Ты же у нас самая лучшая, самая умная! Ты моя маленькая королева и, когда вырастешь, будешь ими вертеть-крутить почем зря. Они у нас еще попляшут!

— Я некрасивая.

— Кто сказал? Пускай повторит, глядя мне в глаза!

— А у Марси толстые косы с лентами.

— Ну и что? Терпеть не могу косы. Твои волосы намного красивее.

— Папа, это неправда.

— Солнышко, это чистая правда! Послушай, — говорит он, отнимая от ее губ пустой стакан, — на следующей неделе День благодарения, в школу тебе не идти. Хочешь, свожу тебя в кино? С утра пойдем ко мне на работу, а потом, до кино, заглянем в магазин и купим тебе новое платье. У мамы вечером будут гости, и я приведу тебя к ним прямо в новом платье. Поглядим тогда, кто красив, а кто некрасив.

— Я хочу к тебе на работу и хочу в кино. А к гостям не хочу.

— Ну и ладно, ну и позабудь про них вовсе. — Он наклоняется, целует ее. — Как, заснешь теперь? Выключить свет?

Айрис кивает, он дергает шнур выключателя. Но ей по-прежнему не спится. Она еще долго лежит в темноте, а мысли бегут, бегут…

Папа часто водит их на работу во время каникул. Мори в синем костюме, в синей же, модной шапке; Айрис в драповом пальто с бобровым воротником. Папа гордится детьми, гордится даже пластинкой, которую Айрис носит на зубах, чтобы ровно росли. Папа усаживается в кабинете за массивный стол красного дерева. В кабинете напротив, у мистера Малоуна, точно такой же стол.

Мистер Малоун толстый и веселый, всегда шутит. И держит в верхнем ящике коробку с шоколадками. Малоуны им как родственники: когда маме вырезали аппендицит, миссис Малоун навещала ее в больнице каждый день. И живут они по соседству, только квартира у них куда больше, поскольку детей очень много. Все они — и сыновья, и дочки — высокие, крепкие, румяные; в их компании Айрис чувствует себя совсем маленькой худышкой, чувствует, как торчат у нее лопатки, словно оттопыренные крылышки у птенца. Малоуны любят Мори. Его вообще все любят. В гостях у Малоунов он ходит по всей квартире, разглядывает марки в альбомах и бейсбольные наклейки, ребята тайком от взрослых угощают его в кладовке пирогом. Айрис сидит с родителями, пока миссис Малоун не попросит одну из дочек, почти ровесницу Айрис: «Мавис, будь добра, покажи гостье свою комнату, поиграйте в кукольный домик». Айрис знает, что Мавис неохота ее развлекать, а значит, сейчас пристало отказаться, сказав при этом что-нибудь приятное, уместное, но в голову ей ничего не приходит.

И она уходит с Мавис. Мама остается в гостиной. У нее-то для каждого припасено доброе слово, она со всеми находит общий язык: и с сестрой миссис Малоун, католической монашкой, и дома — с Элен и Маргаритой, и в магазине — с полоумной продавщицей. Ей все всегда улыбаются. Папа говорит, что голос у нее, точно колокольчик, он это сразу заметил, как с ней познакомился. «Другие-то женщины кто подвизгивает, кто подвывает, как шавки беспородные. Голос, он не всем дан», — говорит он.