Книга Зона поражения, страница 74 – Леонид Смирнов

Спустя два с половиной часа с планеты муравейников пришел столь же хорошо упакованный и потому не подлежащий перехвату пакет из дюжины слов:

— Поняли тебя, — перевел для Кребдюшина Непейвода. — Все сделаем. Сам ничего не предпринимай. Затаись и жди подмоги.

— И долго нам предстоит ждать? — осведомился полукровка.

На его распухшей физиономии красовались два сизо-фиолетовых синяка плюс бордовая брюквина расквашенного носа. После рекордного полета в трюм он пострадал еще и при бомбежке: как следует приложился о край люка — хорошо хоть, череп себе не раскроил.

— Думаю, да, — честно признался Дом. — Сначала должна последовать реакция Лиги. Термопсисов перебьют или прогонят. Тогда сюда приплетется наш тихоходный корвет и подберет нас за пару прыжков от Тиугальбы.

— Я не могу сидеть здесь месяцами! — набрав в грудь воздуха, завопил Кребдюшин. — У меня сорвется выгодное дело! И не одно!

Он напоминал пьянчужку, готового броситься в драку из-за пары пустых бутылок.

— Потерпишь! — со злостью прошипел Непейвода. — Никто тебя силком сюда не тащил…

«Оболтус» слышал каждое слово. Он понимал, что нервы у всех на пределе, и достаточно искры, чтобы рванул сухой порох. А потому он воскликнул:

— Брэк! Брэк, я сказал!

Крикуны замолкли, уставились на репродуктор, как ощетинившиеся мартовские коты на приблудного пса.

— Если будете препираться, я промою рубку забортной водой, — пригрозил корабль.

— Черт вас всех дери! — рявкнул Кребдюшин и отправился в свою каюту.

Время шло, а в мире ничего не менялось. Двунадесятый Дом часами просиживал в командной рубке, впустую слушал эфир. Ни на одной из тахионных частот ФФФукуараби не звучало ни слова о Тиугальбе и нападении термопсисов на войска Карантина. Совет Домов Симбионтов онемел. Непейвода нервничал все больше.

Подвыпивший Кребдюшин, пошатываясь, притопал в рубку и сказал:

— Похоже, муравейники нас кинули. Фраза повисла в гулкой, пугающей тишине.

— Что, если термопсисы смогли внести помехи и исказили смысл моей депеши? — вопрошал муравейник, словно уговаривая сам себя. — Надо повторить передачу. Чтоб быть абсолютно уверенными…

— Я против, — буркнул полукровка.

Он успел залечить лицо. Стоял перед экраном, как перед зеркалом, и вращал головой вправо-влево, пытаясь разглядеть свое отражение. Залечивая физиономию, Кребдюшин решил заодно слегка улучшить свою внешность. И сейчас он ощупывал классический римский нос, гладил ставший волевым подбородок. А еще полукровка малость перестроил связки. Поэтому он мог повторить глубоким, внушительным голосом:

— Я против. Никаких помех не было. Кто хотел, тот услышал. Проблема в другом…— Он не договорил, выдерживая драматическую паузу.

Поменяв облик, Кребдюшин как будто надеялся изменить и свою личность, став более мудрым, волевым, решительным.

«Горбатого могила исправит», — подумал муравейник, барабанивший по подлокотнику кресла, и спросил:

— В чем же?

— Они сговорились. За те самые два с половиной часа. Я что, вчера родился? — все сильней распалялся полукровка. Новый облик ему не помог. — Я что, не знаю чиновные души? У них генетическое родство — где бы они ни родились. Единственная извилина и одна на всех мысль: давить такое быдло, как мы. Мы для них — ничто, пыль под ногами. И все их слова, все лозунги, увещевания — ложь. Они сотрясают воздух, чтобы дурачить исполнителей. Таких, как мы. Толкнуть речугу, поклясться родной мамой и повести радостных бычков на заклание.

Муравейник его не перебивал, хоть злобны и горьки были слова Кребдюшина. Кое в чем полукровка, несомненно, был прав. «Оболтус» демонстративно поскрипывал переборками, ведь его мнение никто не спрашивал.

И тут в рубку, пошатываясь, прибрел Рассольников. Первые сутки напролет он проспал без задних ног, а на вторые решительно встал с койки вопреки протестам кибердиагноста.

— Буду валяться — совсем раскисну. Подъемным краном не сдвинешь, — объявил археолог, войдя в дверь. Рухнул в кресло и долго не мог отдышаться.

Полукровка встрепенулся и тотчас ему доложил:

— Муравьиный Совет получил нашу депешу, обещал все исполнить, и вот до сих пор ни ответа, ни привета. Они нас предали.

Двунадесятый Дом внимательно оглядел напарника и произнес севшим, хриплым голосом:

— Если бы речь шла только о нашей судьбе — я бы поверил во что угодно. Но ведь горшок больше всего на свете нужен Совету… Надо повторить передачу.

— Когда мы были на ФФФукуараби, уже могли убедиться, что Царицы у вас нужны далеко не всем. Баталии там идут подковерные…— пробурчал себе под нос Платон. Почесал висок, размышляя. — Придется рискнуть. Вдруг депеша попала не к тем.

И вот «Оболтус» во второй раз вынырнул из океанских глубин, чтобы пульнуть в небеса тахионным посланием. Пульнул, и в тот же миг с орбиты рубанули лазерные лучи. Срезав верхушку антенны, они вскипятили воду слева от кораблика.

«Оболтус» заполнил цистерны и нырнул, погружаясь с максимальной скоростью. У термопсисов по-прежнему не было глубинных бомб, зато случилось самое худшее: один из корветов сбросил-таки умную торпеду, и она ринулась вдогон кораблику.

Длинное черное тело пронзило облачный слой. Раскрылся парашют, тормозя падение. Сигара с намалеванной на носу оскаленной пастью плавно опустилась на воду. К этому времени «Оболтус» был уже далеко от точки передачи. Но торпеда обладала трехкратным превосходством в скорости и поистине дельфиньим чутьем. Она догонит кораблик — можно не сомневаться.

— За нами хвост, — обнаружив погоню, объявил корабельный мозг. — Что будем делать?

— А отвязаться никак? — испуганно моргнув, вякнул Кребдюшин. Вся его внушительность враз куда-то подевалась.

— Я дал полный вперед, но через пять минут мы испаримся, — прояснил ситуацию «Оболтус». — Это «касатка». Там боеголовка серьезная. Ложными целями не обманешь, щитом не закроешься. Насквозь видит.

Непейвода молчал. Все его кибермушиные облака были давно израсходованы. А вот археолога осенило и он воскликнул:

— Надо делиться пополам! Немедля! Пусть торпеда клюнет на пустышку. В худшем случае наши шансы — пятьдесят на пятьдесят…

— Я не успею…— простонал корабельный мозг.

— Должен!-рявкнул Рассольников.

Слишком быстрая метаморфоза — штука очень болезненная. И все же не один биомех от боли еще не умирал.

— Не трусь! — поддержал напарника Дом. — Смерть все равно больней.

…Раскалившийся от колоссального выброса тепловой энергии, потерявший две трети скорости кораблик был похож на делящуюся амебу. Он ужасно спешил и все равно опаздывал. Перемычка между двумя «Оболтусами» утончалась на глазах. Кораблик тужился и кряхтел, потом закричал, как настоящая роженица. Половинки словно взрывом разбросало в стороны.