Онлайн книга «Отвергнутый дар»
|
Однако в последнее время Верещагин очень похудел. А еще коротко постригся и сбрил бороду. Энгельс, когда впервые увидел его в новом имидже, еле узнал. Естественно, спросил, что с ним. Тот хмыкнул в ответ: – В отпуск в Индию ездил. Был там три недели. Жарища страшная, вот и побрился. А похудел, потому что не мог есть их пищу. – А где же загар? – Ходил весь замотанный, чтоб не обгореть. Кстати, новый образ мне очень нравится. Мне кажется, я помолодел, не находите? Нет, Энгельс не находил этого. По его мнению, Верещагин-богатырь смотрелся лучше и гармоничнее, что ли. Но не говорить же этого вслух. Интеллигентные люди так себя не ведут. – Добрый день, – поздоровался Верещагин и протянул свою медвежью лапищу. Сам он похудел, причем еще сильнее, чем в момент возвращения из Индии, ссохся как-то, но рука его оставалась такой же огромной, как и раньше. Славин пожал ее, поздоровался. Затем спросил: – Как мама? – Все еще спит, мы ей большую дозу вкололи. Пойдемте пока в мой кабинет, кофейку попьем. И они направились к кабинету. Но не успели преодолеть один коридор, как к Верещагину подлетел санитар. Его звали Федором, Энгельс хорошо его знал, поскольку тот уже лет десять работал в больнице. – Борис Борисыч, у Антоновой приступ! – Федь, ты разве не знаешь, что надо делать, когда такое случается? – Она не подпускает к себе никого. Забилась в угол, рычит, как собака, вас требует. Но хуже всего то, что она где-то большой гвоздь раздобыла. Может покалечить нас или себя. – Энгельс, вы идите в кабинет, я скоро присоединюсь, – сказал Верещагин и последовал за Федором. Славин хорошо знал дорогу. Но он не пошел в кабинет, а направился за врачом и санитаром. Он знал Антонову. Женщина была тихой, амебоподобной, ходила как тень, а чаще сидела, уставившись в одну точку. Она практически не разговаривала. И тем более не рычала. Приступы у нее случались тихие и, можно сказать, незаметные. Антонова просто начинала трястись и закатывала глаза. Матушка Энгельса считала, что в ней сидит самый сильный и древний демон. Он мудр и осторожен, поэтому не привлекает к себе внимания. Когда Славин вошел в помещение, называемое по старинке рекреацией, он увидел следующую картину: Антонова, как сказал санитар, стояла в углу, размахивая гвоздем. Он был ржавый, кривой и устрашающе большой. Где она могла его раздобыть, оставалось только гадать. Скорее всего, нашла во время прогулки по больничному парку. – Елена, давай-ка успокоимся, – обратился к ней Верещагин. – И уберем эту гадость! – Он указал на гвоздь. – Поговорить мы можем и без нее, правильно? Я очень хочу тебя выслушать… – Нет, вы меня не слушаете! Никто! Я много раз говорила, что во мне живет что-то страшное… А вы!.. Энгельс решил, что Антонова поверила его матушке про демона внутри ее, но оказалось, речь идет совсем о другом: – Вот тут болит! – Елена хлопнула себя по боку. – Невыносимо болит… Там гадость какая-то растет. Я знаю. Я прямо вижу ее… – Мы делали рентген. Нет у тебя никакой опухоли. – Есть! Я знаю… Просто вы не увидели. Сделайте мне операцию, удалите ее. – Хорошо, мы обследуем тебя еще раз. Вызовем сюда лучших специалистов. Все сделаем, как ты скажешь. – Вы мне заговариваете зубы! Думаете, я дура? А вот и нет… Я вас насквозь вижу. А вы не видите ничего. Как и ваш рентген. У меня опухоль, такая же, как у вас… И я вам сейчас покажу ее! С этими словами она направила гвоздь в бок и собралась вспороть его, но санитары быстро среагировали. Они с двух сторон бросились на женщину и скрутили ее. Вот только без ран не обошлось. Умалишенная успела ткнуть Федора гвоздем раньше, чем тот выбил его из ее руки. Когда притихшую после укола Антонову унесли в палату, Энгельс подошел к Верещагину и спросил: – У нее и вправду ничего нет? Борис Борисович вздрогнул и обернулся. Не ожидал увидеть здесь Славина. Казалось, он вообще о нем забыл. – Вам не стоило сюда приходить, – сказал он. – Посторонним в отделение нельзя. – Я понимаю. Простите. – Если бы главврач вас увидел, мне бы влетело. – Борис взял Энгельса под локоть. – Пойдемте в мой кабинет. – Что с Еленой? Вы так и не ответили. – Опухоли у нее нет, это точно. – Может, аппендицит? – Вырезан. Он ввел Славина в кабинет и усадил в кресло. А сам занялся кофе: поставил воду, насыпал в чашки по ложке растворимого кофе, положил в каждую по три кусочка сахара. Они оба любили сладкий черный кофе. Но на этот раз Борис Борисович решил туда еще и коньяку добавить. Энгельс не возражал. Недавняя сцена до сих пор стояла перед глазами, и ему было не по себе. – Борис, все-таки что с Еленой? Ведь она никогда так себя не вела. Значит, действительно у нее что-то болит. – Может, и болит. А может, и нет. Не забывайте, мы имеем дело с неадекватными людьми. Больными. Была у меня одна пациентка. Считала себя беременной. Ее рвало по утрам, тянуло на соленое, ей казалось, что грудь распухла, живот растет. Потом она ощущала толчки ребенка в животе. Спустя девять месяцев «родила». Сейчас «нянчится». – То есть? – Качает, кормит грудью воображаемого младенца. Она теперь в другой больнице, но я в курсе. – Почему с ней такое случилось? – Потеряла двоих детей, одного за другим. Причем второго рожала как раз для того, чтобы не остаться одной, если вдруг что-то случится с другим. А тут оба! Шли из школы, одному девять, второму двенадцать. Их сбил пьяный водитель. Мне трудно представить, какое горе пережила эта женщина, я бездетен, но она все же нашла в себе силы жить дальше. Только стала одержима идеей родить еще одного ребенка. Не получалось. Муж предложил взять малыша из детдома. Но она хотела своего… – И с грустью закончил. – Так умом и тронулась. Чайник вскипел, выключился. Верещагин разлил кипяток по чашкам. – Борис, а можно еще один вопрос? – Валяйте. – Антонова бросила фразу: «У меня опухоль, такая же, как у вас!» Помните? – Она так сказала? Вы уверены? – Я прекрасно расслышал ее слова. – Энгельс внимательно посмотрел на Верещагина. – Почему она решила, что у вас опухоль? – Не знаю почему, – пожал тот плечами и переставил чашки на стол. – Но у вас ведь ее нет? Борис Борисович ответил не сразу. Энгельс понял, он раздумывает, что лучше – наврать или сказать правду. В итоге ответил: – У меня опухоль. Злокачественная. В конце этого месяца я ухожу на пенсию по инвалидности. – Выходит, ваш имидж… Это из-за рака и химиотерапии? |