Книга Гавань Семи Ветров, страница 4 – Дмитрий Воронин

Не дожидаясь, пока Жаров опустится в указанное ему кресло и, повинуясь кивку головы, нальет себе вина — непохоже было, чтобы где-то здесь сшивался слуга-виночерпий, — Император снова повернулся к неподвижному слуге.

— Значит, ты говоришь, трое?

— Да, Ваше Величество.

— И вас тоже было трое?

— Да, Ваше Величество.

— И вы не вмешивались?

— Нет, Ваше Величество.

— Почему?

Похоже, вопрос поставил слугу в тупик. И, судя по каплям пота, выступившим на его висках, ответ — правильный, конечно, — был для него жизненно важен. Для него было совершенно очевидно, что, если речь шла о серьезном проступке, Император мог на некоторое время забыть о своем желании войти в историю под именем Справедливый. Пока мужчина мучительно подбирал слова, Денис, в который уж раз, разглядывал первое лицо государства.

Таласу не суждено было родиться воином. Его отец — если верить картинам — был мужчиной видным и ростом, пожалуй, не уступал своим гвардейцам. Хотя, как известно, придворные художники обычно делятся на льстивых и казненных. Или, в зависимости от степени деспотичности самодержца, наглеца, посмевшего отобразить в своем произведении истину, могли просто изгнать. Признаться, столь явное благодушие властелины проявляли относительно редко.

Но в случае с Таласом Шестнадцатым изображение его в виде великана, попирающего бронированным сапогом очередного дракона, было бы по меньшей мере издевательством. А откровенную издевку Императоры любят ничуть не больше, чем режущую глаз правду. И потому нынешнего властителя на многочисленных портретах изображали мудрым, но не слишком воинственным.

А он, собственно, таким и был. Склонный к полноте, близорукий, любящий хорошо поесть и подремать в мягком кресле Император выглядел эдаким добрым дядюшкой, мягким и безобидным. Но это впечатление было обманчивым, этот вялый рот мог мягким, можно сказать, даже ласковым голосом и объявить о награде, и отправить на эшафот. Когда это было нужно, Талас умел быть твердым — а мог действовать и исподтишка, если это было необходимо для решения поставленной задачи.

И все же за время своего правления Император довольно заметно приблизился к поставленной перед собой цели. Его обрюзгшее тело не давало надеяться на ратные подвиги, отсутствие сколько-нибудь значимых полководческих талантов не позволяло вести в бой имперские легионы… зато эти тридцать лет были ознаменованы введением относительно справедливых законов. И расстановкой на ключевые посты людей, которые умели проводить эти законы в жизнь.

— Я… — наконец выдавил из себя слуга, но Император, видимо, устав ждать, махнул пухлой ручкой.

— Иди отсюда.

— Да, Ваше Величество.

Последняя фраза прозвучала с нескрываемым облегчением. Слуга исчез за дверью в считанные мгновения, а Император обратил свой взор на Жарова.

— Знаешь, зачем я позвал тебя, сэнсэй?

В который раз уже Жаров проклял свой длинный язык. Несколько месяцев назад, когда они с Таяной только прибыли ко двору и он лихорадочно искал себе занятие, на котором можно было бы зарабатывать на жизнь, оказалось, что его навыки бойца вполне востребованы. Рыцари не слишком уважительно относились к тому, что здесь называли кулачным боем, но как истинные воины признали, что в иной момент, когда под руками нет меча или копья, умение справиться с противником безо всякого оружия может оказаться весьма полезным.

Несколько уроков одному из центурионов барона де Брея, решившему продемонстрировать изученный захват приятелям, обеспечили в конечном счете достаточное число желающих учиться у заезжего Мастера. А когда слухи дошли до Его Величества, тот предложил Жарову взять в ученики цесаревича.

Спустя несколько дней, видимо, получив от семнадцатилетнего отпрыска благожелательный отзыв, Император официально назначил Жарова… и вот тут возникла проблема. Слово «Мастер», если речь шла об учителях наследника, применялось к тем, кто учил паренька обращаться с оружием. Слово «наставник» использовалось для обозначения учителей, задачей которых было вбить в ветреную голову юноши знания по математике, философии и прочим наукам. «Мэтра» и «магистра» следовало уступить магам. Ну и так далее.

Император пребывал в некоторой растерянности — должность следовало обозначить. Тогда-то Денис и ляпнул, что его в свое время учил сэнсэй… Этого оказалось достаточно. С того момента Жарова стали называть сэнсэем. Сочное, а главное, новое словечко моментально разошлось по дворцу, и если в одних устах оно звучало почтительно, то в других — например, в исполнении Мастера Керзона, — откровенно издевательски. Поначалу ему это даже льстило чуть-чуть — Мастеров, вообще говоря, много, а сэнсэй — единственный в своем роде. Потом стало раздражать.

— Нет, Ваше Величество, не знаю.

— Как успехи моего сына в изучении… — Император на мгновение замялся, — … этого твоего боя без оружия?

— Цесаревич достиг определенных успехов. — Денис старался говорить осторожно, поскольку прекрасно понимал, что его пригласили сюда отнюдь не ради столь простого вопроса. Видимо, Императору рассказали что-то важное, может быть, даже неприятное. Хотя повелитель не выглядит особо разгневанным, это обнадеживает. — Да, успехи очевидны, но нужно еще работать и работать.

Собственно, Денис не кривил душой. Юноша и впрямь к занятиям относился с должным рвением. А повалявшись как следует в пыли и заполучив несколько впечатляющих синяков, стал проявлять и осторожность. В целом Жаров был доволен учеником, хотя в обучении цесаревича были определенные сложности. Так, к примеру, ударить наследника престола ногой в челюсть Денис мог — этот вопрос был особо оговорен с самого начала, — а вот, скажем, поднять голос… Пройдя в свое время обучение на базе десанта и привыкнув к практикуемым там методам, Жаров с трудом представлял себе процесс обучения, совмещенный с необходимостью соблюдать изысканную вежливость.

Император кивнул.

— Вчера ночью цесаревич решил отправиться на прогулку. Выйти в народ… Видите ли, сэнсэй, большинство облеченных властью время от времени заболевают этой болезнью. Им хочется на какое-то время оказаться среди простонародья. Послушать разговоры, поискать приключений…

— На свою задницу, — не удержался от избитой реплики Денис. Хотя, возможно, в этом мире она была не столь уж избитой.

Император на мгновение нахмурился, но затем его пухлые губы растянулись в подобие улыбки.

— Да, метко сказано. Я запомню. Так вот, цесаревич не избежал этого поветрия. Разумеется, я ожидал чего-то подобного и принял меры. Его охраняли… издалека, так, чтобы не бросаться в глаза.

— Такая охрана немногого стоит, — покачал головой Жаров.

— Возможно. Но наследника нельзя держать взаперти, хотя вы правы, сэнсэй, охрана может и не успеть вмешаться. Так и произошло. Цесаревич перекинулся несколькими словами с троицей сервов, к тому времени изрядно уже набравшихся. Ничто не предсказывало, что у этого разговора могут быть последствия.