Книга Медведица, или легенда о Черном Янгаре, страница 55 – Карина Демина

По колючему насту.

По узким ступеням, подернутым коркой льда.

Я летела, опираясь на скользкие стены, спеша увериться, что этот огонек вовсе не почудился.

— Я уже думал, ты не вернешься, — сказал Черный Янгар.

Он сидел на полу, пытаясь собрать мозаику цветных стекол.

— Когда-то был витраж… мой отец пригласил мастера, который умел делать синее и желтое стекло. Желтое многие создают, но синее… особый оттенок, который мастер назвал лазурью.

Янгар поднял стеклышко, едва ли больше моего ногтя, и поднес к лучине.

— Я действительно никогда больше не видел такой яркой синевы. Тот мастер, наверное, уже умер.

Я кивнула.

Как давно это было?

Янгар помнит. И черная душа его вовсе не остыла.

Нет, не среди горных вершин спрятал Укконен Туули сердце сына. И не в ледяных чертогах Акку, но в развалинах Горелой башни, затерянной в безымянном лесу. Кто знал, что Янгхаар Каапо найдет ее?

— Сядь, маленькая медведица, — ласково произнес он.

И я присела на пол, напротив него, но голову опустила, все еще прячась под пологом шкуры.

— Ты не покажешь мне своего лица?

Покачала головой: не сейчас.

— Хорошо, — Янгхаар попытался соединить осколки. — Имя тоже не назовешь? Ладно. Пускай. Я надеюсь, что когда-нибудь ты все же доверишься мне.

Возможно.

Когда-нибудь.

— Знаешь, я впервые радуюсь тому, что когда-то мне солгали. Злюсь конечно, но радуюсь больше… я понимаю, зачем он это сделал. Но все же хорошо, что правда… другая.

Я ничего не поняла из этой его речи. И, отобрав три синие стекляшки, я протянула ему. Пальцы коснулись пальцев. И его, горячие, нежно скользнули по моей ладони.

— Какая холодная… просто ледяная, — с удивлением произнес Янгар. Он взял мои руки в свои и поднес к губам. Он дышал, пытаясь отогреть меня, а я сжимала в кулаке три кусочка лазури.

— Не получается, — Янгар поцеловал мое запястье, пытаясь уловить голос пульса. — Медленно… так медленно, словно…

…я уже не живая.

Почти.

Сколько нахожусь на грани? Недолго, пару месяцев всего, но к следующей зиме я мое сердце окончательно замрет. Кровь станет холодной.

…и я, возможно, попытаюсь согреть ее чужой.

А память… память будет хранить осколки прошлого, порождая… что? Злобу? Зависть? Печаль? Ненависть ко всем людям?

Стану ли я такой, как та, что отдала мне проклятый свой дар?

Не хочу.

Янгар гладил мое запястье, его палец скользил вверх по такой неестественно белой коже, лишенной и тени сосудов, и вниз, возвращаясь к ладони.

— Прости, маленькая медведица, — он был слишком близко, и эта близость тревожила меня. — И послушай меня, пожалуйста. Я не желал тебя обидеть. Но если бы ты не ушла…

Его лицо потемнело.

— Я бы тебя убил.

Это признание далось ему нелегко. И Янгар, выпустив мою руку, вернулся к стеклянной мозаике. Он никогда не соберет ее: здесь тысячи осколков, и еще тысячи потерялись, смешавшись с землей и снегом. Но и отступать Янгхаар не желает.

— Не я, но то, что живет во мне. Я думал, что оно ушло, осталось на юге. Ему нравились пески. Жара. Свист хлыста. И еще арена… запах крови. Или зверя. Это проклятие. И дар, благодаря которому я выжил.

Бездна, скрытая в черных глазах.

Я помню, как она рвалась с привязи. И как мои слова, жестокие, заемные, разорвали эту привязь.

— Никогда больше не заступай мне дороги, маленькая медведица, — сказал Янгхаар и, помолчав, добавил: — Пожалуйста. Я не хочу тебя потерять.

И тряхнув головой, он вдруг вскочил на ноги, подал руку:

— Пойдем, я покажу тебе свой дом…

…она пришла.

Янгар услышал шаги еще до того, как его медведица появилась на пороге. Зашелестел Великий Полоз, предупреждая о гостье, которая полагала себя хозяйкой. И черные кольца зазмеились по потолку.

Он все понимал, старый мудрый змей.

И смеялся над глупым своим потомком, который едва не убил.

Снова.

А его медведица стала человеком.

Почти.

Она ходила босиком по снегу, не ощущая холода. А руки ее не согревало дыхание. И ногти на них были синими, острыми. Ее сердце билось медленно, а от кожи исходил легкий травянистый запах, в котором не было ничего человеческого.

Она была высокой, почти с Янгара ростом, но хрупкой, сколь мог он различить: медвежья шкура скрывала очертания ее фигуры. Лицо же оставалось в тени, слишком густой, чтобы тень эта была обыкновенна. Она словно полог скрывала черты, но..

…не прятала?

Ведь просто все. Достаточно протянуть руку, отбросить капюшон и заглянуть в глаза, зеленые, как листвяник. Сказать ей:

— Здравствуй, медвежонок.

И рассмеяться, когда она попятится, удивленная.

Узнал?

Да и как можно было ошибиться? Ее руки — крылья чайки, что скользит над водой, лаская воздух. Ее губы — дикий мед, хмельной самим своим рождениям. И волосы — шелковая гладь молодой травы… она сама — чудо, украденное и возвращенное.

Не человеком.

Пускай. Янгар найдет способ исправить.

И если не он, то Великий Полоз…

— Пойдем, — Янгар протянул ей руку. — Я покажу тебе свой дом.

…тот, который нарисовала ему память.

— Я жил здесь, — он огляделся. — В этой вот комнате. Здесь всегда селят наследника рода, чтобы Великий Полоз присмотрел за ним. Тогда я боялся его…

И Великий Полоз беззвучно перекатывал свои кольца. Он умудрялся двигаться, оставаясь неподвижным.

— Конечно, здесь все было слегка иначе… на полу ковер лежал. Или гобелены еще…

Он рассказывал, сжимая ладошку жены.

И боль отпускала.

— …она боялась, что однажды я упаду со ступенек и сломаю руку. Почему-то именно руку…

Маленькая медведица молчаливой тенью следовала за Янгаром.

— А вот там, да, там где сейчас осины, была старая стена. Она окружала поместье, когда то только-только появилось. Но в кольце этой стены стало тесно. И ее местами разрушили.

…проломы зарастали малиной. И отец время от времени заговаривал, что по-хорошему стену надо и вовсе разобрать. К чему она? Только место занимает. И разбирали понемногу, разбивали старую кладку, выламывая крупные камни.

….малина вызревала к середине лета. Полудикая, она была мелкой, редкой, но при том — удивительно сладкой. И Янгар бесстрашно проникал в самые густые заросли. Его не отпугивали ни пчелы, что вились над кустарником, ни даже шишка осиного гнезда, повисшая на старой яблоне.