Книга Агент перемен, страница 59 – Шарон Ли, Стив Миллер

Он не пожелал.

Мири ущипнула себя, проверяя, действительно ли она здесь, и облизала губы.

– Меня глубоко огорчает то, что я причинила тебе огорчение, – начала она на спотыкающемся высоком лиадийском. – И мне больно, что я навлекла на себя твое неудовольствие. Испытывая потребность сказать то, что я считала важным, я тебя ранила. То, что мной руководили самые высокие побуждения, меня не оправдывает. – Она глубоко вздохнула и быстро добавила на земном: – Я – мерзкая хамка.

У него задрожали плечи, и он повернулся к ней.

– Мири…

– Эй, я действительно прошу прощения! Но, знаешь, ты должен делать на меня скидку. Я не ожидала, что ты на это купишься. Меня как снежком ударило…

Он уже открыто смеялся.

– Мири, как ты можешь говорить такие нелепости?

– Я тренируюсь, – серьезно ответила ему она. – Ежедневно. Даже когда неважно себя чувствую. – Она протянула ему кружку. – Вот твое вино.

Он не стал его брать, хотя и перевернулся, чтобы сесть лицом к ней, так же скрестив ноги и положив руки на колени.

– Лиз действительно сказала, что ты слишком мало опасаешься красоты.

– Ага, ну она хотя бы не сказала тебе, что я – девочка хорошая, – проговорила она, хмуро глядя на кружку.

– Скорее всего решила, что это я и сам пойму.

Она быстро бросила взгляд на него лицо, но так и не смогла прочесть его выражения.

– Ну вот, теперь ты действительно надо мной смеешься.

– Правда? Земной язык плохо приспособлен для комплиментов.

– Не то что лиадийский, – согласилась она, – в котором вообще невозможно составить фразу.

– Высокий язык бывает негибким, – задумчиво признал он. – Но это потому, что его предназначение очень сходно с земным: передавать информацию, решать торговые и технические вопросы, держать других на расстоянии. Низкий язык существует для того, чтобы выражать чувства, отношения – человеческие вещи. Большая часть смысла содержится в интонации: похоже на то, как работают педали на омнихоре. Это для того, чтобы использовать слова более эффективно.

– Похоже, учить его нелегко.

– Учится он легче, чем объясняется, по-моему. Это обнаружила Энн. Кажется, именно поэтому она так и не закончила свою вторую грамматику.

Мири пошевелилась, досадуя на то, что держит кружку.

– У Точильщика в библиотеке есть ее книга о высоком лиадийском. Я подумала, что выучу язык как следует, раз мне надо убить почти три недели.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Значит, ты отправишься к своей семье?

– У меня нет… О! Ты имел в виду тот Клан – Как-его-там. – Она покачала головой. – Они мне не семья.

– Эроб – твой Клан, Мири. Я уверен, что они горды были бы узнать о существовании такого отпрыска, как ты.

– Ну, не знаю, с чего бы, – озадаченно ответила она. – Явилась бы я к ним, как черт к монаху.

Вал Кон поднял бровь:

– Прости, не понял?

– Вот видишь? А нас даже познакомили.

Он покачал головой и нахмурился.

– Ты – дочь Клана, отважная и сильная, с быстрым восприятием и мышлением. Я не знаю Дома, который был бы настолько богат людьми, чтобы отвернуться от тебя. Ты была бы для Эроба ценным приобретением. Они радостно приняли бы тебя, и ты получила бы права, причитающиеся тебе по рождению.

– Об этом речи не идет, – заявила Мири. – Я их не знаю, и они меня не знают. Я определенно не обратилась бы к ним, окажись я в беде. Уж скорее пошла бы к Точильщику.

Наступило недолгое молчание.

– Возможно, – тихо проговорил он, – если ты будешь в беде, то лучше пойти к Точильщику.

Мири осторожно поставила кружку на траву рядом с собой. Казалось, Вал Кон этого не заметил.

– А как ты стал братом Точильщика? – спросила она, больше потому, что затянувшаяся пауза ее смутила, чем потому, что собиралась задать такой вопрос.

Он снова поднял бровь:

– По праву дракона, которого мы с ним победили.

– Дракона?!

– Признай за мной некоторое знакомство с этим видом. Дракон занимает видное место на гербе Клана Корвал.

– И он выдыхал огонь и все такое прочее?

– Возможно, – признался он, – что мы поразили его прежде, чем он закончил высшее образование. Однако он бесспорно был драконом. Полагаю, он компенсировал свою неспособность дышать огнем тем, что отрастил по крайней мере в три раза больше зубов, чем нужно, и вырастил их в три раза более длинными, чем, на мой взгляд, было строго необходимо. Ужас до чего страшный.

Она всмотрелась в его лицо, угадывая какую-то шутку, и уловила едва заметную тень того, что могло оказаться… озорством?

– Значит, вы с Точильщиком на пару его убили, – предположила она, – просто хрустальным кинжалом и горсткой камушков.

– Нет, у Точильщика было копье. А у меня, конечно, был пулевой пистолет, но эта тварь была такая огромная, что стрелять в нее – значило только даром время тратить. – Он покачал головой. – Я обалдел от страха и схватился за пояс в поисках оружия покрупнее. Самым сильным, что у меня было, оказалась ракетница, и я выстрелил ему в морду. Это отвлекло его как раз на то время, которое нужно было Точильщику, чтобы нанести смертельный удар. Везение.

– Некоторым везет, – согласилась она недоверчиво. – Ты уверен, что не забыл упомянуть еще о чем-нибудь? И ничего не придумал?

– Все случилось именно так, – сказал она, округлив глаза. – А зачем мне это придумывать? Точильщик рассказал бы тебе то же самое.

– И почему я в этом сомневаюсь? – вопросила она, но тут же подняла руку. – Не важно. Мне не хочется заставлять тебя лжесвидетельствовать. – Она указала на кружку. – Так ты хочешь вина или не хочешь?

– Я бы очень хотел выпить этого вина, – сказал он, не делая движения, чтобы его взять, и даже на него не глядя. Лицо у него стало совершенно серьезным, и он пристально смотрел ей в глаза. – В чем дело, Мири?

«А, дьявол», – подумала она.

– В каком смысле?

Вал Кон отбросил прядь со лба и поднял брови.

– Значит, мне определить порядок объяснений?

Он стал ждать, но она его переждала, и его губы едва заметно изогнулись.

– Хорошо. Почему ты меня толкнула – чтобы не сказать загнала – в ловушку?

Она помедлила, мысленно услышав его голос: «Я намерен говорить тебе правду…» Столько долгов, поняла она вдруг. И каждый надо вернуть в той же валюте.

Она нервно облизала губы и попыталась объясниться.

– Мне хотелось подчеркнуть – добиться, чтобы ты понял, – что, возможно, ты не тот человек, которым был раньше. Но мне кажется, что ты и не такой, каким себе кажешься. – Она помолчала, пытаясь выразиться яснее. – Всякий, кто что-то делает, иногда делает такое, чем не приходится гордиться. И надо… надо на этом научиться и стараться больше не повторять ту же ошибку.