Книга Проклятие Аримана. Ученик, страница 17 – Евгений Малинин

– Покомандуем… – донеслось мне вслед.

Но Лаэрты за дверью уже не было, и мне сразу стало тоскливо.

Спустившись по лестнице и пройдя через зал, я вышел на площадь и увидел незабываемое зрелище. Люк, пригнувшись и прикрыв голову рукой, пытался дотянуться до уздечки, привязанной к столбику. Ванька стоял на седле, выгнув спину и подняв хвост трубой. Глаза у огромного черного кота полыхали зеленым пламенем, когти сверкали, как маленькие ятаганы, шерсть стояла дыбом, и при этом он шипел, как двадцать пять разъяренных кобр. Вокруг, на безопасном расстоянии, собралось человек двадцать зевак, обсуждая шансы Люка против Ваньки. Как я понял, ставки принимались один к двадцати восьми против Люка.

Я сошел со ступенек и рявкнул:

– В чем дело?

– Господин, – затянул неожиданно басом Люк, отскочив от лошади, – этот дьявол не подпускает меня к вашей лошади, а Элли меня с кашей съест, если я не вернусь через пять минут, выполнив ее поручение.

Я подошел к Ворону и протянул руки. Ванька, увидев меня, сразу успокоился и прыгнул ко мне на руки, едва меня не повалив. Пристроив кота под плащом на сгибе левой руки, я кивнул Люку: «Действуй» – и направился в гостиницу. Когда я проходил через зал, я обратил внимание на то, что очень многие с повышенным интересом разглядывают высовывающуюся из-под плаща усатую черную морду.

Поднявшись по лестнице и подойдя к своей двери, я увидел возле нее страшно испуганную Лаэрту. Увидев меня с котом под мышкой, она, казалось, испугалась еще больше.

– Здесь-то что случилось? – спросил я у испуганной девушки, не менее испуганно.

– Господин, наверное, очень сильный маг? – запинаясь, проговорила она. – Я принесла молоко и сметану и хотела убрать вашу красивую перевязь в шкаф, она валялась на кресле. И вдруг эта желтая лента так страшно на меня зашипела, – на глазах у нее выступили слезы.

– Ну-ну, не надо бояться, – улыбнулся я и открыл дверь. Леди по-прежнему лежала на спинке кресла и, казалось, дремала.

Я шагнул в комнату и опустил Ваньку на пол. Лаэрта с любопытством разглядывала комнату у меня из-под руки. Кот тряхнул ухом и медленно отправился оглядывать наше жилище. На столике рядом с тазом стояла большая миска с густой сметаной и блюдце, до краев наполненное молоком.

Повернувшись к девушке, я непроизвольно поднял руку и погладил ее по светлой головке.

– Все в порядке, Фея. Спасибо тебе за молоко и сметану.

Она вспыхнула и, отступив на шаг, уставилась своими лазоревыми глазами мне в лицо.

– Почему ты так меня назвал?

Я смутился.

– Ну, ты просто очень похожа на фею, как я себе ее представляю.

– Так ты фей не видел?

– Да нет. Пока не приходилось.

Она, опустив глаза, пробормотала:

– Если тебе что-нибудь понадобится, позвони, – повернулась и, не поднимая глаз, направилась к лестнице.

Я закрыл дверь и тут же услышал:

– Как не стыдно дразнить детей? – Леди подняла свою головку.

– Как не стыдно пугать детей? – ответил я. – Вот стала бы Лаэрта заикой, что бы я делал?

– Я думаю, что ты тогда бы тоже стал заикаться, – не упустила момент Леди. И тут же строго добавила: – А что бы, интересно, ты стал делать на моем месте? Заходит, миски на стол и ко мне. «Ах красота… ах красота». Красота – так стой и любуйся. А она хвать меня и на себя примерять. Что же, мне ждать, когда она меня у себя на поясе узлом завяжет? – Леди возмущенно помолчала и довольно добавила: – Зато, когда я зашипела, она через секунду была за дверью.

Я, улыбаясь, переложил блюдечко с молоком на сиденье кресла, а миску со сметаной поставил на пол рядом с кроватью. Ванька, разглядывавший до этого с подоконника улицу, быстро спрыгнул на пол и помчался к миске. Обнюхав содержимое, он с довольным урчанием заработал языком. Леди тоже спустилась со спинки кресла отведать своего молока.

Стянув надоевшую кольчугу и рубашку и отстегнув пояс с оружием, я отправился к столику умываться. В кувшине, как я и ожидал, была вода. Налив воды в таз, я с удовольствием ополоснулся до пояса и, вытершись цветастым полотенцем, почувствовал, что полностью готов к ужину, несмотря на двухнедельную щетину и отсутствие расчески. Приоткрыв дверцу, я заглянул в туалет. Посередине маленькой, полтора на полтора метра, комнаты стоял огромный, совершенно необъятный фаянсовый ночной горшок, напоминающий приличный бочонок. Я осторожно заглянул внутрь. Горшок сиял чистотой, но никаких следов водопровода и канализации не было и в помине. Я недоуменно почесал в затылке. Это сколько же надо съесть, чтобы наполнить такой горшок. И кто же выносит его содержимое, надеюсь, не Лаэрта.

Я покинул загадочную уборную и, натянув рубашку, сказал:

– Так, ребята. Я, пожалуй, тоже пойду перекусить. К вам теперь вряд ли кто заглянет, но все-таки ведите себя поспокойнее. Я постараюсь долго не задерживаться.

Повернувшись к двери, я услышал голос Леди: «Оружие возьми», – и решил, что совет дельный. Сняв ножны с Поющим, я нацепил пояс на себя и проверил, легко ли выходит Молчащий из ножен.

Еще раз бросив взгляд на своих друзей, я вышел.

В зале ресторана стало гораздо просторнее. Как только я вошел, один из помощников хозяина подбежал ко мне и провел меня в один из кабинетов со шторой. Он был пуст. Вокруг стола, в отличие от общего зала, стояли не табуреты, а стулья с высокими спинками. Я уселся за стол и, поймав вопросительный взгляд своего сопровождающего, спросил:

– Чем сегодня угощают?

Парень молча подал мне листок с перечнем блюд. Быстро просмотрев его, я понял, что попал в заведение с русской кухней. Заказав тарелку щей, мясо по-крестьянски в горшочке с кашей, салат и нарзан (да-да, нарзан!), я откинулся на стуле и в ожидании еды стал рассматривать находившихся в зале людей.

Честно говоря, я надеялся, хотя бы издалека, увидеть Лаэрту. Она настолько поразила меня, что, не видя ее, я чувствовал себя брошенным. На меня опять навалилась тоска по дому, тоска по собственной независимости. Мне опять стало тошно от того, что меня подхватила череда непонятных, невозможных событий и несет, тащит меня к неизвестному и скорее всего неприятному концу. Хотелось не то рыдать, не то рычать. И Лаэрты не было, видимо, она хозяйничала где-то в недрах гостиницы.

Наконец мне подали еду. Я засунул салфетку за ворот рубашки и принялся за щи. Знаете, если не смотреть по сторонам, то в этот момент вполне можно было ощутить себя в Москве, в каком-нибудь новом маленьком ресторанчике с исконно русской кухней. Даже хлеб был настоящим черным московским. Я быстро управился со щами и приступил к мясу, когда тяжелая входная дверь распахнулась, как от удара кованым сапогом, и в дверном проеме появилась весьма колоритная фигура.

Высокий старик, лобастую голову которого окружало облако белоснежных волос. При этом волосы на непокрытой голове были взлохмачены, как солнечная корона, а усы и борода почти до пояса были аккуратно подстрижены и расчесаны. Одет он был в длинную синего цвета рубаху, подпоясанную витым желтым шнурком, желтые же широкие штаны и мягкие коричневые башмаки с затейливой пряжкой на боку. В руках старик держал огромную суковатую дубину, изображая из нее посох.