Книга Вестники времен. Рождение апокрифа, страница 28 – Андрей Мартьянов

– Мишель Робер де Фармер, шевалье, – представился рыцарь. – У нас неотложное дело к ее величеству Элеоноре Аквитанской, коя, как нам известно, после долгого путешествия изволит вкушать отдых в вашей славной обители.

– Какое дело может быть у столь молодых людей к почтенной даме? – снисходительно и не без ноток сварливого презрения вопросила аббатиса.

– Послание от ее сына… Иоанна, – сэр Мишель предпочел назвать принца Джона по-латински, что, по его мнению, могло вызвать хоть искру симпатии у единовластной повелительницы монастыря.

– Подайте, – аббатиса вытянула руку. – Я передам.

– Нам приказано вложить депешу в собственные руки королевы, – упрямо наклонил голову рыцарь. – И мы обязаны на словах сообщить ей вести из Британии.

– Шевалье, здесь женский монастырь, – напомнила старуха. – Вам не должно находиться в его пределах более определенного времени. Сообщите мне все, что следует знать ее величеству и я…

– Преподобная Ромуальдина! – на сцену явилось еще одно действующее лицо. На самом деле стоявшие чуть в стороне Гунтер и Казаков давно заметили, как в дверном проеме, ведущем в капитулярную залу, маячил женский силуэт. Причем явно не монашеский – незнакомка носила достаточно яркое мирское одеяние.

На крыльцо скорее не вышла, а выпорхнула девица лет восемнадцати. Темные волосы прикрыты косынкой из бесценного катайского [7] шелка, грудь украшают нити жемчуга, платье с виду простое, однако наверняка обошлось владелице в сумму, за которую можно купить средненькое поместье. Очень большие выразительные карие глаза.

– Что вам угодно, милая? – аббатиса повернулась к девушке и смерила ее таким взглядом, словно на пороге капитулярной залы стояло не милейшее создание, а лично вавилонская блудница, столь старательно описанная Иоанном Богословом. Голос настоятельницы стал ледяным.

– Мать моя, – черноокая красотка склонилась в наивежливейшем реверансе. – Вас немедля требуют в кладовые, монахини не досчитались подарков короля Танкреда в дарохранительнице, отчего сестра Эдита лишилась сознания!

– Матерь Божья, – неожиданно сердито для служительницы Господней бросила старуха. – Курицы! Ничего не могут сделать сами! Шевалье де Фармер, стойте и ждите, я приду немедленно. А вам, юная синьора, я рекомендую немедленно отправиться в свои покои.

– Конечно, – шепнула девушка и вновь опустила очи долу. Обе скрылись за дверьми, оставив сэра Мишеля и его оруженосцев в недоумении. Однако на сей раз ожидание не затянулось.

– Шевалье! Да вы, вы! Сударь, вы к государыне Элеоноре?

Красавица вновь появилась на крыльце – видимо, она каким-то образом обманула громоносную аббатису и сумела улизнуть от ее всевидящего ока. Теперь девушка стояла на верхней ступеньке и энергично манила сэра Мишеля ладонью.

– Ну… – запнулся рыцарь. – Да, леди. Я очень хотел бы увидеться с ее величеством.

– Тогда бегом, пока не вернулось это чудовище в рясе. Я преподобную Ромуальдину имею в виду.

– А вы служите при Элеоноре? – быстро осведомился сэр Мишель.

– Можно сказать и так, – усмехнулась девушка. – Ромуальдине я солгала – старая лисица никого не пускает к королеве. Ее величеству скучно. Не бойтесь, что вы без доклада, Элеонора примет вас. Особенно если вы привезли ей письмо от сына. Я правильно подслушала?

– Совершенно верно, благороднейшая леди, – поклонился сэр Мишель и совершенно не по-монастырски свистнув оруженосцам, взбежал по ступеням вверх. – Полагаю, мое имя вы знаете?

– Безусловно. Вы говорили достаточно громко, шевалье. Господи, что за нравы в этой Италии! Этого нельзя, другое предосудительно, третье, пусть и самое невинное, ведет к смертному греху! Неужели вся Сицилия такова?

Говорили на норманно-французском, поэтому Казаков понимал большую часть речений неожиданной знакомицы и тихонько посмеивался. После явно «предосудительных» похождений нынешней ночью с Гильомом, разговоры о Сицилии как острове высокой морали казались ему несколько преувеличенными. Хотя с женской точки зрения…

Девушка иногда сама путалась в переходах, отчего можно было сделать вывод: приближенная королевы Элеоноры обитает в монастыре недолго и не успела разучить все хитросплетения лабиринтов аббатства. Однако на ее лице была крупными буквами написана уверенность в себе и отчетливое недовольство нынешней жизнью. Вероятно, она долгое время провела при королевских или герцогских дворах, далеко не всегда отличавшихся столь немыслимой для мирянки строгостью нравов.

– Подождите, – девушка приостановилась перед низкой дощатой дверью. – Сейчас я передам ваши слова королеве.

Некоторое время прошло в тишине. Сэр Мишель стоял спокойно, прислонившись к небеленой кирпичной стене, Гунтер откровенно нервничал, а Казаков пытался безмятежно насвистывать и философски озирал окружающий скупой пейзаж – ни дать, ни взять тюремный коридор с редкими дверьми и тусклым освещением.

– Проходите, – дверь бесшумно открылась и на троих дворян из Нормандии вновь уставились маслично-темные глаза. – Государыня просит вас почтить ее своим визитом.

1 октября 1189 года, день святого Ремигия.

Мессина, королевство Сицилийское.

Покой, отведенный королеве Британии строгой аббатисой с языколомным имечком Ромуальдина, роскошью отнюдь не блистал, скорее, наоборот. Мебель темного дерева, голые стены, украшенные лишь распятием да несколькими стоящими на вбитых в камень деревянных подставках скульптурами святых. Коврик на полу такой простецкий, что даже самый захолустный и нищий барон устыдился бы подобного. Жесткие стулья с высоченными прямыми спинками. Трехногий круглый столик, украшенный блюдом с непременными в Италии фруктами, кувшином с вином и мисочкой, до отказа наполненной грецкими орешками. Несколько дорогих стеклянных бокалов. Все. Не скажешь, что здесь обитает королева, пусть даже и временно.

– Заходите, заходите, – услышали визитеры. Обладательница воркующего голоса почему-то на глаза не показывалась. – Господа, никаких церемоний, условия походные. Обязательно присаживайтесь. Нет, нет, на колена падать необязательно. Я здесь более частное лицо, нежели монаршья вдова. Когда мой первый муж, да упокоит Господь его душу, воевал в Палестине, мы жили еще хуже, и любой куртуазный рыцарь, способный меня развлечь, был самым дорогим гостем!..

Девушка, приведшая Мишеля, Гунтера и Сергея в сей уединенный уголок монастыря, тихонько прыснула в кулачок и прикрыла ротик оконечьем цветного шелкового шарфика.

Монолог продолжался. Теперь стало ясно, что он доносится из другой комнаты через открытый дверной проем. Туда и обратились взгляды рыцаря и господ оруженосцев. Видно, впрочем, ничего не было, ибо соседнее помещение прикрывалось льняной занавесью.