Онлайн книга «Город Желтой Черепахи»
|
Жители деревни, замерев, смотрели на этот неравный безнадежный бой: женщины, дети, мужчины, державшие меня и Эхуаня, и даже Мугао, присев на барабан, следил за происходящим с застывшей на губах усталой усмешкой. Шун сражалась великолепно, хотя ясно было, что она обречена. Исход боя был предрешен, и развязку ускорил парнишка, все время вертевшийся за спинами нападавших. Выбрав удобный момент, он бросил на Шун свернутую в комок рыболовную сеть. Девушка не успела увернуться и, тут же запутавшись в крепких веревках, потеряла маневренность. Отчаянным усилием она попыталась высвободиться, чтобы вонзить меч себе в грудь, но какой-то особенно ловкий и бесстрашный телохранитель вождя повис у нее на руке. В считанные секунды все было кончено: кто-то вырвал из рук Шун меч, кто-то дернул ее за ноги и повалил в пыль. Исчерпав последние силы, девушка не сопротивлялась, когда копьеносцы, сняв с нее сеть, скрутили ей веревками руки, накинули на шею аркан и потащили с площади. Один раз она, правда, попыталась остановиться, обернулась, но затянувшаяся на горле веревка не позволила ей разглядеть Эхуаня в толпе рыбаков. * * * — Виктор, не надо… — Вера… — Ну не надо, ну я прошу! — Вера… У тебя кожа яблоками пахнет… — Дурачок, это яблочный шампунь. Ну не надо. Вдруг кто-нибудь войдет… Ну не расстегивай… — Кто может войти? — Петрович. Ну не надо. Фу, какой колючий! — Петрович на третьем отделении «козла» забивает. — На третьем отделении нет козлов. Ну Виктор! Виктор… Витя… Ну пожалуйста… А вдруг войдет старшая сестра? — Да ну тебя, ей-Богу! При чем тут старшая сестра? Что ей, больше делать нечего, как по палатам ходить? — А врачи? — Так утренний обход ведь уже был. — Витя, а этот… мумия?.. — А мумия сны видит, вскрикивает. Не прибыли еще его родные? — Нет. Витя… Ну не надо, ну хватит… Ты бы хоть бороду сбрил! — Не могу, у меня, как у Черномора, вся сила в бороде. — Ну если ты как Черномор, тогда бояться нечего. — Это почему? — Классику знать надо. Пушкина читать, а не Агату Кристи. Ну отстань, Витя, ну я пошутила… Витя… Ну пожалуйста… * * * Странные сны снились мне в тростниковой хижине. Снился мне Североград и североградский аэропорт. Снился черный мокрый асфальт и серый «Москвич», на крутом повороте вылетающий с шоссе на обочину. Снился Хачинск, хапы, расчищающие засыпанные снегом улицы, и бетонное здание института, мрачным великаном нависшее над одноэтажными деревенскими домиками с трогательными резными наличниками и допотопными крылечками, на которых так славно сидеть теплым летним вечером. Снился Сашка Виллер, возвращавший мне желтую папку со словами: «Я бы на твоем месте этот труд уничтожил». Чудак! Уничтожить то, во что вложена жизнь! Да лучше самому умереть! И снова я видел черный мокрый асфальт североградского шоссе и мчащийся по нему серый «Москвич». Но теперь я уже не смотрел на него со стороны, а сам сидел в нем. И водитель — элегантно одетый мужчина с широкими, словно налепленными черными усами — смеялся: «Разве это скорость? Не было бы дождя, я бы показал настоящий класс!» Я пытался его остановить и образумить, но он не слушал меня: «Подумаешь, разобьемся! Подумаешь, больница! А что ваши папки, кому они нужны? Может, и лучше, если они сгорят в машине? Разработки-то ваши — это же, согласитесь, отменная мерзость! Или еще не насмотрелись на Лабиринт?» И голос его был удивительно похож на голос Сашки, единственного человека, знающего, что теоретическая часть моей работы закончена, а монтаж установки может быть завершен через месяц-два… Где-то рядом мерно гудело море, и я никак не мог взять в толк, откуда оно взялось в Северограде? И почему никак не наступит утро, когда я смогу наконец сделать на конференции доклад и обнародовать мои исследования. Я шарил рукой в поисках портфеля, где лежали два экземпляра моего труда, но каждый раз натыкался на кувшин. Тяжелый, глиняный вероятно, кувшин с грубыми, шероховатыми, как наждак, стенками. Открывал глаза и видел тростниковые стены хижины, конусом сходящиеся надо мной. * * * — Меня зовут Тайши, — сказала женщина, сидящая у меня в изголовье. — Я купила тебя за девять циновок, и теперь ты мой муж. Круглое скуластое лицо ее было бронзового цвета. Густые черные брови и черные глаза придавали ему выразительность, и только толстые потрескавшиеся губы нарушали гармонию, казались взятыми от другого человека. От женщины душно пахло дымом. — Ты понимаешь меня? — Она склонилась ко мне, и я увидел ее ухо, украшенное вместо сережки маленькой ракушкой. — Да. — Скоро ты сможешь встать. У тебя где-нибудь болит? Ты чего-нибудь хочешь? — Что с Эхуанем, где Шун? — Девушка стала женой Мугао, а твой друг умер. — Эхуань умер? — В драке он получил удар копьем в живот. Он все равно скончался бы через несколько дней, и Мугао, вместе с Советом старейших, чтобы сократить мучения раненого, решил принести его в жертву Огненной Черепахе. — Давно я здесь? — Ночной серп успел превратиться в Серебряную Черепаху. — А как Шун? — Я не встречала ее в деревне, но другие жены Мугао говорят, что ей поручено чинить сети и она справляется с работой. — Ты знаешь, что я Пришедший? — Да. Во сне ты говорил, что тебя зовут Дигуан. Это так? Я кивнул и попробовал сесть. Тайши поддержала меня. Я окинул взглядом скудное убранство хижины, напомнившее мне жилище старика Лэя. — Ты здесь живешь? — Я и двое моих сыновей. Сейчас они помогают выгружать улов, но скоро придут сюда. Они не мешают тебе? — Нет. А где твой прежний муж? — Три года назад он погиб на осеннем промысле. Бифэнь Цуй-Цао тогда только появился в наших водах. — Дай мне пить, Тайши. Ты любила его? — Он подарил мне сыновей. Женщина поднесла к моим губам глиняную миску, помогла напиться и улыбнулась: — Я могу родить еще много сыновей, а этим нужен отец. Да и что за дом без мужчины? Замужние женщины смеются надо мной. — Понятно. * * * — Пошли с нами, Дигуан. Мы покажем тебе Рыбачью гавань. — Дэй почесал одну шелушащуюся от загара ногу о другую. — Пойдем, ты ведь там еще не был? — Няо тянул меня из хижины, ухватив за палец. — Не был, — согласился я и взглянул на Тайши. Она кивнула. — Сходи. Пора тебе здесь обживаться. Через день-два Мугао все равно пошлет тебя на промысел. |