Онлайн книга «Оксфордские страсти»
|
Дотти доела пирожное и тут же вынула из открытой жестянки шоколадное печенье. – Голодная, как волк! – пожаловалась она, кусая печенье острыми белыми зубками. – Пойду, что ли, с отцом поздороваюсь. – Дотти вздохнула. – Сходи, вот умничка. Спроси, не нужно ли чего. – А что вообще у старого хрена болит? – спросил Дуэйн. – Ну, я имею в виду: помимо того, что он помирает от рака? – А ну не смей у меня так выражаться про собственного отчима, слышишь?! Тебе сколько раз говорить? Прояви наконец хоть немного уважения. В больнице Рэдклиф сказали: у него прогрессивный нуклеарный парез. – Ma, ты все не так поняла, – заметила Дотти. – Врач, который его консультировал, сказал: у него прогрессирующий супрануклеарный паралич. Ну, от чего Дадли Мур [11] умер, помнишь? А уже потом тот чувак из Рэдклифа сказал, что вовсе не это. Дотти очень была довольна, что смогла внести ясность. – М-да, только Артур никогда не откалывал таких шуточек, как Дадли Мур. Женщины пропустили мимо ушей это замечание Дуэйна. – Впустить, что ли, этого чертова кота? – сказала Андреа. Бинго мигом ворвался в открытую дверь, жалобно мяукая. Дуэйн примерился, как бы наподдать ему ногой. – Мам, я пойду погуляю, если по телику ничего не показывают. – «Арсенал» играет с «Чарлтоном». Ты разве не будешь смотреть? – Да чего там смотреть? Все и так ясно… Потом, матч этот и в пабе показывают. Почему у нас нет цифрового телика, как у соседей? Про голубых только по цифровому крутят… – Слышь, Дуэйн, не лезь больше в драку. Пора бы и за ум взяться, господи ты боже мой… Дотти поднялась по узкой лестнице в первую спальню где лежал отчим. Окно приоткрыто, но в комнате душно и стоит неприятный запах. Стены выкрашены в зеленый – казалось, это от них отсвет в лице умирающего. Единственное украшение в комнате – фотография Монмартра в рамке, память о путешествии в Париж, которое Артур и Андреа совершили в куда более счастливые деньки. – Чего у тебя такой мрак, пап? – спросила Дотти. – Давай лампочку включу. Старик отвечал слабым голосом, соглашаясь: пожалуй, можно и включить, если ей так уж хочется. – Я радио слушаю, – сказал он. – Сейчас как раз новости. И везде на свете одно и то же: война, война… Куда мир катится, ума не приложу… – Ну что ты, пап, это же не в Англии все, и даже не в Европе. Нам волноваться не о чем. У нас-то страна цивилизованная. Она подошла к окну, задернула занавеску. Старик отер бледные губы старым носовым платком, который сжимал в кулаке. – Вон у них теперь это евро кругом. И в Ирландии евро, а все равно там без конца стычки, и никак не прекратятся, так ведь? Дотти не ответила. После паузы она сказала: – А внизу соседский кот. Ну этот, рыжий, Бинго, из Особняка. Хочешь на него взглянуть? – Почему-то она решила, что тяжелобольные хорошо реагируют на домашних животных. – Нет-нет, Дотти, никаких котов. Начнет еще по мне лазать. Голос слабый, точно издалека. Она стояла у кровати, сочувствуя, но не прикасаясь к отчиму. – Бинго ласковый кот – может, помнишь его? – Да пусть какой угодно. Я терпеть не могу, когда они по мне ползают. – Скоро ужин, пап. – Ты же знаешь, я почти не могу есть. – Я тебе помогу. – Ты уж не мучь меня, ладно? Мне недолго осталось в этом мире, доченька. – Вот глупости. Еще поправишься. Хочешь, принесу кофе? – Лучше бы чайку, а? Спасибо тебе. – Годится. Чайку сейчас, мигом. От Азиза, самый лучший! – Не надо мне всего этого, привозного. Она рассмеялась: – Да чай у них из Кидлингтона, это же совсем рядом. Там его полным-полно, гектар за гектаром – рядом с нашими рисовыми полями… Она пошла вниз по лестнице, хихикая, что так остроумно пошутила. С каждым шагом все сильнее пахло почти испеченной пиццей. Брат уже ушел. Андреа сидела на табурете в кухне, читала какую-то брошюрку. Внимательно взглянула на Дотти, помедлила, потом сказала: – Знаешь, ты только не говори Дуэйну, но я, пожалуй, запишусь на какой-нибудь курс в заочном университете. – И диплом получишь, мам? – Посмотрим, не знаю. Выключи-ка телевизор. А то у меня от него уже голова трещит. – А потом мы разбогатеем, а, мам? Мать облокотилась на стойку, подперла голову. – Не знаю, просто хочется, чтоб на душе было полегче, вот я все, – сказала она. Солнце уже зависло над горизонтом, закутываясь в длинные плоские облака, когда Пенелопа Хопкинс второй раз за день вернулась в Хэмпден-Феррерс. Она задержалась на работе: приехали первые зарубежные студенты, их всех надо было срочно оформить и устроить. Среди вновь прибывших были две молодые женщины из Гонконга – Хетти Энн Чжоу и Джуди Чун. Обе никак не могли прийти в себя: в аэропорту Хитроу их притормозили таможенники при досмотре багажа – нашли клубеньки гибридной лилии. Из-за новых правил безопасности клубни сочли подозрительными. Обеих девушек (одной восемнадцать, другой девятнадцать, они собирались стать специалистками по ремонту компьютеров) тут же увели в дальнюю комнату в здании аэропорта и целый час допрашивали, прежде чем отпустить. А лилии конфисковали. Девушки приехали в Брукс-колледж в слезах. Пенелопа утешила их, взяла под свое крылышко. Вскоре они уже объясняли ей: – Это же клубни лилии, она священная, называется «Желтый дракон». Мы их выращиваем у себя в саду на острове Виктория. У них прекрасный аромат, как у духов. К этому объяснению Хетти ее подруга добавила: – Мы думали, они помогут нам не скучать по дому. А теперь их отобра-али. – А вы разве не знали, что в Англию по закону запрещается ввозить сельскохозяйственные продукты и растения? – Но откуда же мы знали, что нас кто-нибудь заподозрит… И опять в слезы. – Таможенники обязаны были их конфисковать, – сказала Пенелопа. – На юге Англии уже появились жучки-лилейники, их распространение надо предотвратить. Может, и у вас на клубнях были яйца этих лилейников. Рыдания только усилились. Хетти Чжоу, которая из них двоих лучше говорила на английском, все повторяла: – Мы даже не слышали ни про каких лилейников. У нас в Гонконге нет ничего подобного. Зачем мы только поехали в эту Англию! |