Книга Особо опасная особь, страница 69 – Андрей Плеханов

— Он ранен. Тяжело ранен, понимаете? Если вы будете так долго возиться, он не дотянет…

— О, не беспокойтесь, Лина, — человек улыбнулся. — Все уже в порядке дел. Думайте, что вы дома. Мы очень вас ждать, очень. Дальше все будет хорошо.

Смешные нелатинские буквы остановили свой бесконечный бег, превратились в осмысленное предложение: “Конец сеанса 126”, вспыхнули на прощание розовым светом и исчезли.

Осталась абсолютная, беспросветная чернота.

Лина попыталась пошевелить рукой — не получилось.

— Все, — произнес голос снаружи, из-за пределов тьмы. — Инсталляция завершена.

— Можно отключать? — спросил второй голос. — Упакована под завязку.

— Отключай.

— Отмаялись, — первый голос вздохнул с облегчением. — Не верится даже, ей-богу. Пусть девушка поспит еще денечек, да и сам я залягу дрыхнуть на пару суток.

— Что, прямо-таки на пару суток? Позволь не поверить.

— Да ладно, Мефодьсвятополкыч, что ж вы не верите? — вальяжно спросил первый. — Я знаете как спать люблю! Особенно после таких припашек. Достали авралы хуже некуда. Вечно так — все бегом, все орут: давай быстрее, Петя, шевели задницей, поднажми еще, родина в опасности. И что? Проходит месяц-другой, спрашиваешь: ну как там наш клиент, пущен в дело? А тебе отвечают: нет пока, еще не время, нужно подождать. Вопрос: а на кой суетиться-то было? Дурдом!

— Ладно, молод еще критику наводить. Смотри за энцефалограммой.

Лина не чувствовала ни рук, ни ног. Не могла понять положения, в котором находилась, — похоже, ее подвесили в бассейне с теплой жидкостью, придали ее телу нулевую плавучесть, завязали глаза и лишили тем всякой пространственной ориентировки. Невесомость. “Сенсорная депривация” — выплыл откуда-то из глубин памяти непонятного смысла термин.

Она открыла рот и кашлянула. Челюсти слушались ее — это несло малую, но все же значимую надежду. И язык слушался. В горле что-то булькало… Бог с ним, с горлом, попробуем объяснить так, как получится.

— Неу, hеу, — сказала она сиплым голосом чудовища, вынырнувшим из лох-несских глубин. — What the hell is that? I don…t like to sleep at all, enough for me. Untie me, you, pair of ckickenheads! [9]

— Заговорила, — констатировал первый голос. — По-английски балакает. Вы чего-нибудь поняли, Мефодьсвятополкыч ?

— Понял, — сказал человек, названный Мефодьсвятополкычем. — Почему ты не поставишь себе английский, Петр? Давно пора.

— Да ну, Мефодьсвятополкыч, некогда все как-то.

— Отлыниваешь? Или брезгуешь?

— Да нет, честно некогда. И некуда ставить — в голове все забито под завязку, надо что-то выгружать, а выгружать нечего, все для дела, все сплошь полезные программы. Английский, говорите?

— Ну да, английский. Так я и сказал.

— Чуть позже. Не хочу, чтоб крыша поехала… Что она там сказала, кстати?

— Говорит, что спать не хочет. И ругается. Отпустите меня, говорит, куриноголовые, умственно неполноценные.

— Кто куриноголовые, мы? — первый голос слегка взъярился. — Скажите ей, что сама она… Коза, да. Так и скажите, Мефодьсвятополкыч.

— Сам скажи. Я по части ругательств не мастер.

— Ладно, сам скажу. Слышь, Лина? Коза ты трехрогая, вот кто! Поняла?

— I am not a goat! — заявила Лина. — You are. I can…t make it out… Smart Guy. Where is Smart Guy? [10]

— Понимает, — удовлетворенно произнес второй голос. — Все понимает.

— Так чего же она по-нашему не говорит?

— Подожди немного, сейчас заговорит. Притуши свет. Оставь только ту лампу.

— Готово.

— Послушайте, Лина, — второй голос раздался совсем рядом, обдал ухо горячим шепотом. — Сейчас я сниму с вас гогглы. Закройте глаза, чтоб не повредить сетчатку. Вы две недели божьего света не видели.

— Don…t even hope [11] , — заявила Лина.

Вот так. Фиг им, мучителям. Она будет делать все по-своему.

— Напрасно, Лина. На вашем месте я бы слушался умных советов…

Чернота поползла вверх и сменилась мучительно ярким светом. Лина невольно зажмурилась. Досчитала до десяти и медленно, насколько это было возможно, размежила веки. Повернуть голову не получилось — мышцы не слушались ее. Опустила глаза вниз и посмотрела на собственные ноги — голые, бледные, облепленные присосками датчиков.

Она все-таки не плавала, всего лишь сидела в кресле. Но чувствительности телу эта информация не прибавила.

— Добрый день, Лина, — сказал обладатель второго голоса. — Мы рады вас видеть. Искренне рады. Приносим извинения за временные неудобства.

Перед Линой стоял мужчина лет пятидесяти — крепкий, пожалуй, даже слегка грузный, одетый в голубой хлопчатобумажный комбинезон. На шее его висел докторский фонендоскоп. Мужик был лысым, в очках. Был… э… как это сказать… не обритым наголо, по-настоящему лысым. В настоящих очках от близорукости.

В очках. Как папа.

В Штатах считалось старомодным носить стекла на носу, но Джозеф Горны делал именно это — неизменно, неуклонно, подчеркивая свое отличие от большинства. Таким вот он был, папа.

— Where is Smart Guy? — повторила Лина.

— Смарт Гай? — переспросил лысый. — Кого вы имеете в виду?

— Ум-мник! — досадуя на спазм гортани, просипела Лина. — Где Умник? Как он? Жив?

Она без малейшего труда заговорила на новом для себя языке. На том самом, на котором говорили эти двое.

— О, глядите, Мефодьсвятополкыч, пробило-таки затыку, — к креслу подошел парень лет двадцати пяти — русый, вихрастый, веснушчатый, тощий и носатый, одетый в такой же голубой костюмчик, что и лысый. — Привет, Лина. Я Петя, будем знакомы — наскоро, без всяких предварительных церемоний. Кстати, кто это — Умник?

— Он привез меня сюда.

— А, Юрка. Точно, я вспомнил, у него в Америке такая кличка была — Смарт Гай.

— Гай? — переспросил лысый.

— Ну да, Гай. Не гей же в конце концов. Кто у нас здесь инглиш знает, Мефодьсвятополкыч, вы или я?

— Где Умник? — перебила их Лина. — Умник. Где?

— Его здесь нет, — сказал Петя.

— Почему? Где он?