Онлайн книга «Царь муравьев»
|
Никак не ожидал, что моя гостья все еще не спит. Если она, также как я, была совой, ночной тварью, то именно в это время должна была спать безо всяких задних, а равно и передних ног. Я надеялся увидеть ее раскинувшейся на кровати, уставшей после ночных интернетовских трудов, бесчувственной, в сонной отключке, и все равно изумительно тонкой и красивой. Я не хотел до нее дотронуться, тронуть не хотел пальцем в тот ранноутренний час, увидеть лишь хотел, чтобы оставить вечный отпечаток на сетчатке, цветную фотографию на память. И по моему, мною же придуманному только что в душе сценарию, она должна была быть без одеяла – то ли вовсе забыть про него, то ли утерять его в процессе ночного брыканья длинными ножками, запинать и свалить одеяло грудой на пол. Это чистейшей воды вуайеризм, то есть подглядывание, скажете вы, и окажетесь правы на триста процентов. Я люблю глазами, и уже в этом – полноценный мужик, потому что мужики, как известно, любят в первую очередь именно зрительными органами. Я люблю глазами, очень люблю, и Женя заслуживала того, чтобы ею услаждали зрение, больше всех остальных девушек, увиденных мною в жизни (а видел я девушек много, поверьте). Я уже видел Женю без одежды, но хотелось увидеть еще раз, потому что в тот момент она была больной, а сейчас, всего лишь через сутки, вдруг стала здоровой, и я уже забыл, какая она, и хотел вспомнить. А случилось все наоборот – увидела голого меня она. Не совсем голого, вокруг бедер было обернуто полотенце. Оказывается, девушка вовсе не спала, она сидела перед монитором точно в такой же позе, в какой и вечером. Словно прошло всего пять минут, и не было ночи. Она обернулась сразу, как я только открыл дверь, и сказала нежным своим голосочком: – А, Дмитрий. Привет, входи. Я зашел. Подлое полотенце сразу же попыталось свалиться, я едва успел придержать его рукой. Впрочем, Женю мой вид не смутил нисколько, более того, она уставилась на меня с определенным с интересом, даже, я бы сказал, оценивающе. А еще глубоко втянула воздух ноздрями, и, к удовольствию моему, не сморщилась недовольно. Вероятно, сравнивала меня с теми голыми мужиками, коих ей приходилось видеть прежде. Я невольно втянул живот. Пузика у меня особого нет, к полноте не расположен, но все равно в тридцать шесть лет большинство мужчинок выглядят определенно хуже, чем в двадцать. Так устроена жизнь. – Сколько ты весишь? – спросила она вдруг. – Восемьдесят. – Немало. А ведь совсем не толстый. – Нужно, чтобы я был толстым? – Ни за что! – фыркнула она. – Терпеть не могу жирных! – А меня – можешь? – Ты ничего… Восемьдесят кэгэ, и все – чистое мясо, никакого жира. Ты культурист, да? Качаешься? – Плохо ты разбираешься в мужском мясе, – заявил я. – Если бы я был культуристом, при моем росте в сто восемьдесят я бы весил как минимум килограммов сто, а то и сто десять. – У тебя отличные мышцы. Вообще, смотришься будь здоров, в одежде и не скажешь. Откуда такое? Я хмыкнул. Она с детским удивлением обсуждала мою внешность, как будто в первый раз видела человека, занимающегося спортом. – Вот, смотри, – я протянул руку, поднес ее к самому носу Жени. – Тебе это о чем-то говорит? Слегка загорелая рука, костяшки выделяются на ней красными пятнами. «Кентос», типичные костяшки каратиста. – Так, значит, ты драчун, Дмитрий? – Она покачала головой с некоторой задумчивостью. – Чем занимаешься? Карате, у-шу, айкидо? – Вообще-то это бой без правил – смесь всего чего возможно, хотя больше самбо, чем бокса, – сказал я. – Но теперь я этим не занимаюсь, хирургу такое нельзя. Сломаешь палец, или хуже того, внутрисуставной перелом заработаешь, и конец головокружительной карьере нищего русского хирурга. – А раньше почему занимался? – Несколько лет я не работал в больнице. – А кем работал? – Так, бизнес… – туманно произнес я. – А почему из бизнеса ушел? – Жить захотелось. – Понятно… Слушай, а сколько тебе лет? – Тридцать шесть. – Да? – Она удивленно округлила глаза. – По виду намного моложе. Лысеешь вот только сильно, и шерстка на груди седеть начала… – Спасибо за комплимент. Ты тоже не выглядишь на свои двадцать восемь. – Ну про меня-то понятно… – Она снова начала проговариваться, но вовремя спохватилась и замолчала. – И что про тебя понятно? – Ничего. – Хватит конспирацию разводить! – разговор налаживался, и я снова принялся за следовательскую работу. – Мы уже выяснили, что подлизы выглядят моложе своего возраста. – Ага, – безучастно произнесла она. – А почему? – По кочану. – Не груби. Почему вас называют подлизами? – Потому что они уроды. – Кто уроды? Подлизы? – Нет. Те, кто нас так называет. – А кто вас так называет? – Чистильщики. Все вернулось на круги своя. Она начинает мне рассказывать то, что я уже и так знаю. – А вы и вправду подлизываетесь? – Еще как… – Она усмехнулась. – А как это выглядит? Можно посмотреть? – Хочешь, чтобы я к тебе подлизалась? – она кинула на меня странный взгляд, неприятный, не слишком подходящий ее ангельскому личику. – Попробуй. – Дим, не надо! В первый раз она назвала меня Димой, а не Дмитрием, и можно было заликовать, и расценить это как шаг навстречу. Но интонация… Она произнесла свое «не надо» с такой внутренней болью, с таким отторжением, что я почти физически почувствовал, как ее ладони отталкивают меня. Сердце мое дало перебой, а щеки вспыхнули. Словно неожиданная пощечина. – Почему не надо? – пробормотал я голосом севшим, разочарованным, предательски выдающим мое неравнодушие к Жене. – Нельзя. С тобой – нельзя. – Почему? – Я не могу тебе сказать. Извини… Она опустила голову и закрыла лицо руками. Я оцепенело смотрел на нее. Сперва мне показалось, что она заплакала, и надежда на секунду ожила в моей душе – обнять, успокоить, прижать к себе, дотронуться губами до милого затылка, поцеловать в соленые от слез глаза, а дальше… И вдруг я понял, что она вовсе не плачет, просто не хочет видеть меня – пусть и накачанного, и не такого уж старого, но все равно неинтересного и мешающего. Мешающего сидеть за компьютером, смотреть в монитор, в миллион раз более привлекательный, чем моя персона. Просто сидит и ждет, когда я уйду. Она была не такой, как все мои знакомые девушки. Совсем не такой, и я не мог понять – в чем. |