Книга Гордость завоевателя, страница 94 – Тимоти Зан

— Сын — нет, — ответил Гарсиа. — Он исчез вместе с несколькими крадеными истребителями миротворцев, а подробностей я не получил. Дочь находится под арестом на Доркасе.

У Кавано сжалось сердце.

— На Доркасе? — переспросил он. — Но вы сказали, что Доркас атакован завоевателями. Гарсиа пожал плечами:

— Очевидно, помощник Ван-Дайвера должен был ее вывезти, но в последнюю минуту командир тамошнего гарнизона распорядился иначе. Это все, что нам известно.

— И, вероятно, в течение какого-то времени мы ничего нового не узнаем, — заключил Бронски. — Ну ладно, Гарсия. Идите помогите Дэчко.

— Слушаюсь, сэр. — Гарсиа повернулся и вышел.

— Мы должны немедленно туда лететь, — шепнул Кавано Колхину после ухода Гарсиа. — Свяжись с Хиллом, пусть наймет корабль. Нужно добраться до Эвона, связаться с «Каватиной» и отправиться на Доркас.

Похоже, Бронски обладал исключительным слухом.

— Даже не думайте об этом, Кавано, — произнес бригадный генерал, глядя на лорда Стюарта в упор. — Вы никуда не полетите. Наберитесь терпения и ждите новостей.

— Генерал, моя дочь находится в зоне военного конфликта.

— Я понимаю ваши чувства. Но меньше всего нам сейчас нужно, чтобы штатские путались под ногами у военных. Доверьтесь профессионалам, лорд, пускай они сделают свое дело. Там уже целый флот, и когда Севкоор соберет «Цирцею»…

— «Цирцея»… — вторил ему едва слышный голос. Все посмотрели на старика, лежащего на пышном ковре.

— Господин Шолом, — Бронски опустился рядом на колено, — я бригадный генерал Петр Бронски из военной разведки Севкоора. Как вы себя чувствуете?

— Чудесно, — отозвался Шолом, и его губы расползлись в блаженной улыбке. — Я витаю в небесах, где до меня еще никто не бывал.

— Ага, — проворчал Бронски. — Что ж, это скоро кончится. Ладно, по крайней мере, теперь вы вне опасности. Улыбка Шолома стала иронично-горькой:

— Вне опасности, говорите? Все это ложь, сэр, сплошная ложь. Все мы сейчас в опасности. Завоеватели идут. Бронски нахмурился, глядя на Эйсена.

— Что с ним?

— Остаточный эффект гипноиндуктора, — ответил Эй-сен. — Как-никак, передозировка. Ничего, через несколько минут он будет как огурчик.

— Все мы в опасности, генерал, — твердил свое Шолом. — Уж я-то знаю, — добавил он заговорщицким тоном. — Я все понял. И никому не сказал. Каприз природы, совпадение, один шанс на миллион… может быть, даже на миллиард… Но Севкоор оказался умен… Или просто у него не было другого выхода… Или гордыня не позволила упустить такую возможность. Севкоор выделил средства, нашел людей, и работа закипела… Придумали какое-то дурацкое обоснование и столь же дурацкое название. И — надо же! — у Содружества появилось оружие, какого еще не бывало в истории. И оно положило конец войне.

Бронски снова посмотрел на Эйсена, но тот лишь озадаченно пожал плечами.

— Я не понимаю, — сказал Шолому разведчик. — О чем вы?

— О Келадоне, конечно, — тихо произнес тот. Блаженное выражение вдруг сошло с его лица, и вернулся страх пополам со стыдом, как на портрете, сотканном Фиббит. — Это был просто сильный всплеск солнечного излучения. Но — как раз в тот момент, когда паолийские корабли устраивали свою западню. Солнечная энергия обрушилась на них с тыла, когда они вышли из спасительной тени планеты. И пока паолийцы находились в этой тени, никто из них, конечно же, не видел, как приближается волна. Совпадение, вероятность — одна миллионная процента. Или одна миллиардная….

— Сэр, — резко произнес Эйсен, покосившись на Кавано, — мне кажется, штатские не должны этого слышать.

— Слишком поздно, — мрачно отозвался Бронски. — Продолжайте, господин Шолом. Что было после? Шолом криво улыбнулся:

— Что значит — после? Келадон их убил, вот что было после. Весь поток солнечного ветра вошел через сопла двигателей, где не было двухполюсного защитного поля. Радиация прорвалась на корабли. И сверхплотный металл, и жидкие отражатели, которые должны были защищать от облучения снаружи, только сфокусировали и сконцентрировали этот поток. — Взгляд Шолома был устремлен в пустоту. — Энергия металась внутри кораблей, не находя лазейки наружу. Она и убила всех.

У Бронски было жалкое лицо — как у человека, идущего через кладбище в глухую полночь.

— Вы хотите сказать, — пробормотал он, — что никакой «Цирцеи» не существует? Шолом кивнул:

— Не существует. И никогда не существовало. Я это вычислил. Все удивлялся, почему никто даже не слышал о разработках подобного оружия, пока не погибла возле

Келадона паолийская эскадра. А уж тогда о нем раструбили! Оказывается, никто «Цирцею» не изобретал, никто не строил, никто не доставлял в зону боевых действий. Я это понял — но решил молчать. Никому не сказал…

— Почему? — спросил Кавано. Шолом вновь качнул головой, и глаза его наполнились слезами:

— Ради сохранения мира! Ведь угроза применения «Цирцеи» заставила паолийцев прекратить войну. И еще долго удерживала всех от агрессии.

— Но она не удержит от агрессии завоевателей, — сказал Колхин.

Шолом закрыл глаза.

— Знаю, — пробормотал он. — Знаю. Быть может, Севкоору следовало давным-давно признать это. Какая гордыня — верить, что мир можно сохранить, опираясь на миф… Как это глупо…

Он умолк, и целую минуту в комнате стояла тишина. Кавано смотрел на старика, и биение собственного пульса казалось ему ударами молота; и молот этот вдребезги разбивал Вселенную. Некогда «Цирцея» подарила ему жизнь, прекратив войну, в которой он бы неизбежно погиб. Позже «Цирцея» отравляла его страхом, когда он ждал новых войн, которые разорвут Содружество в клочья и повергнут цивилизацию в прах. А три недели назад «Цирцея» вновь подарила ему надежду. Надежду, что неуклонно надвигающиеся завоеватели будут остановлены.

И все это оказалось воздушным замком. Абсолютно все.

Бронски сделал глубокий вдох:

— Эйсен, как его состояние?

Взгляд у Эйсена был такой, словно он только что получил по затылку кувалдой.

— Да, сэр, с ним все в порядке, — произнес он, с трудом подбирая слова.

— Ну ладно, — сказал Бронски. — Все, кто сейчас находится в этой комнате, помещаются в строгий карантин, с запретом на общение. Снимите с него ленту…

— Минуточку, генерал, — прервал его Ли. — Вы не можете посадить нас на гауптвахту, точно нижних чинов. Как помощник парламинистра Ван-Дайвера, я…

— Заткнитесь, Ли, — посоветовал ему Бронски. — В данный момент меня не волнует, чей вы помощник. Просидите в карантине до тех пор, пока я не узнаю точно, правда ли все то, что мы здесь услышали. И что, черт побери, нам делать, если это правда.