Книга Наследие завоевателя, страница 49 – Тимоти Зан

Что, если джирриш действительно начали эту войну?

– Почему ты молчишь? – спросил Клнн-торун. А может, Клнн-торун думает так же, как и он?

Возможно. Садовод не очень-то престижная профессия, но Клнн-торун довольно умен. Может быть, стоит сказать ему о беседе с Бвит'т-хиббином? А может быть, и о заявлении Фейлана Кавано?

– Но у них нет никаких доказательств… к тому же тут, возле замка Клнн, полно старейшин, которые могут подслушать их разговор.

– Интересное предположение, – сказал он наконец. – Я согласен, что встречается немало старейшин, которые искажают подлинное положение вещей или вообще откровенно врут. Но, боюсь, я не соглашусь с твоим предположением о том, что существует какой-то заговор. Пусть даже и маломасштабный.

– Понимаю. – В течение долгого бита Клнн-торун изучающе смотрел на него. Затем с показным спокойствие отвернулся и стал наблюдать за океаном. – Что ж, ты эксперт по различным цивилизациям. Тебе лучше знать.

– Ага, – сказал Тирр-джилаш и тоже стал смотреть на океан. Много бы он дал чтобы узнать, о чем сейчас думает Клнн-торун.

Появился старейшина.

– Клнн-торун, – позвал он тихим, едва слышным из-за грохота океана голосом. – Вас вызывают в замок.

– Понятно, – сказал Клнн-торун. – а как насчет Тирр-джилаша?

Лицо старейшины исказилось.

– Он тоже может пойти туда, – сказал он с затаенной злобой в голосе. – Но вам обоим следует поспешить. Вас уже ждут.

Он исчез.

– Пусть он не говорит ерунды, – сказал Клнн-торун, направляясь к замку вдоль скалистого побережья: – Если они только что позвали нас, то ждут совсем недавно.

– Верно, – сказал Тирр-джилаш, хвост которого ходил ходуном. Вот оно. Вожди семей и кланов Дхаа'рр приняли решение.

– Тирр-джилаш, Кее'рр? – раздался возле его уха едва слышный голос.

Тирр-джилаш повернул голову и увидел незнакомого старейшину. Это была женщина.

– Тихо! – проговорила она и исчезла.

– Что такое? – спросил Клнн-торун, оборачиваясь.

– Да ничего, – ответил Тирр-джилаш и, нахмурившись, огляделся по сторонам. Ясно, что она хотела говорить только с ним одним. Имеет ли это какое-то отношение к Клнн-даван-а? – Послушай, иди вперед, а я догоню тебя через ханбит.

Клнн-торун в недоумении посмотрел на него, но кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Только не задерживайся.

Он пошел вперед, слегка горбясь, так как довольно трудно подниматься в гору по прибрежному песку. Тирр-джилаш осмотрелся, и в ожидании остановился возле поросшего мхом валуна.

Долго ждать ему не пришлось. Через несколько битов старейшина вернулась.

– Извините, – сказала она взволнованным голосом. – На самом деле я не должна была разговаривать с вами. Ведь вы даже не принадлежите к клану Дхаа'рр…

– Все в порядке, – вежливо прервал ее Тирр-джилаш. – кроме того, я имею право знать о Клнн-даван-а все.

Старейшина удивленно посмотрела на него.

– Клнн-даван-а? Но я хочу рассказать вам не о Клнн-даван-а, а о Прр'т-зевисти.

Тирр-джилаш прислонился к валуну.

– Понимаю, – сказал он.

– Нет, вы не понимаете, – сказала старейшина с раздражением и даже гневом в голосе. – Вы ничего не понимаете. А может быть, вам и наплевать на то, что его лишают последнего шанса на спасение. Последнего шанса. Вам на это наплевать?

– Перестаньте, – протестовал Тирр-джилаш, поднимая вверх руку. – Подождите один бит, пожалуйста. Кто вы такая, и кто лишает его последнего шанса?

Старейшина на мгновение закрыла глаза.

– Меня зовут Прр'т-касст-а. Я жена Прр'т-зевисти. Того самого, который пропал без вести на Доркасе.

– Да, я знаю эту историю, – сказал Тирр-джилаш вздыхая. Итак, перед ним жена Прр'т-зевисти. Возможно, она одна из тех, от решения которых зависит его участь. Ужасно.

– Но он не мертв! – воскликнула она, покраснев от гнева. – Тирр-джилаш, я знаю, что он не мог умереть.

Тирр-джилаш моргнул.

– Послушайте, Прр'т-касст-а, я понимаю ваши чувства. Но…

– Помолчите, – оборвала она его, – помолчите и выслушайте меня. Вожди Дхаа'рр решили совершить огненную церемонию поминовения Прр'т-зевисти через три фулларка.

Тирр-джилаш вздрогнул. Огненная церемония: ритуальное уничтожение органа фсс умершего старейшины. Теперь такое нечасто случается, но когда это происходит, то тяжело сказывается на тех, кто участвует в этом. Это прощание с тем, кого больше никто никогда не увидит…

Он нахмурился.

– Постойте, как они могут совершить церемонию поминовения, если прошло всего десять фулларков с момента его исчезновения?

– Двенадцать, – сказала Прр'т-касст-а. – В последний раз его видели двенадцать фулларков тому назад.

– Но ведь это недостаточный срок, – проговорил Тирр-джилаш. – Еще не время делать последнее заявление о его смерти. Какие основания выдвигают вожди кланов?

Прр'т-касст-а беспомощно махнула рукой:

– Они откопали какой-то древний закон Дхаа'рр. В нем говорится о том, что если кто-то пропадает в течение пятнадцати фулларков, то его следует считать мертвым.

– Но это же очень мало, – сказал Тирр-джилаш, пытаясь вспомнить, есть ли какие-нибудь установки на этот счет в клане Кее'рр. Однако ничего не приходило на ум. – Наверное, это и в самом деле какой-нибудь очень древний закон, вышедший еще до того, как были открыты способы сохранения органа фсс.

– Это точно согласилась, – Прр'т-касст-а. – Я попросила одного из членов моей семьи посмотреть этот закон. Он не нашел его в документах, изданных после перелета клана Дхаа'рр с Окканвы на Дхаранв.

Значит, этому закону по меньшей мере триста пятьдесят циклов.

– Так почему же они делают это?

– Не знаю, – ответила Прр'т-касст-а с выражением боли и беспомощности на лице. – Они ничего мне не сказали, ничего не объяснили. Просто упомянули об этом законе, утверждая, что древние традиции должны соблюдаться.

– Дело, пожалуй, не столько в традиции, – мрачно заметил Тирр-джилаш, – сколько в политике.

– Думаю, что вы правы, сказала Прр'т-касст-а. – Поэтому-то я и пришла к вам. Вы не замешаны в политических играх, которые ведут наши вожди. И все-таки вам не наплевать на Дхаа'рр, так как вы помолвлены с женщиной из этого клана. Однако у меня мало времени. Также как и у Прр'т-зевисти. Можете ли вы чем-то помочь нам?

Тирр-джилаш посмотрел на ее взволнованное лицо, начиная понимать, почему его мать так боится стать старейшиной, который живет, все понимает и чувствует, но в то же время совершенно беспомощен.