Онлайн книга «Команда бесстрашных бойцов»
|
А, выжив – возродиться. В Москве жизни много. И даже когда из нее на протяжении нескольких десятилетий выпускают кровь, а сердце кромсают тупым кухонным ножом, город все равно не поддается смерти. Катя подала голос: – Всем! Поворачиваем направо! Это была бывшая улица Грибальди. С той стороны, где раньше был Ленинский проспект, ее наглухо запирал глубокий котлован. Со стороны улицы Вавилова весь район к югу и Западу напоминал каменный лес. Или, иначе, аквапарк, состоящий из множества фонтанов и водяных горок, когда-то игравших на солнце, пенных, живых, искристых, заключенных в оправу из радужных мостов, а ныне застывших в сплаве камня, стекла и металла, обугленных, безобразных. От этих мест веяло жутью. С недавних пор их называли Полем каменных фонтанов… – Все, приехали. Тормози-им! – подала команду Катя. Дзеньц! – откликнулся бампер «газика». – Тэйки, ну что опять у тебя? – Да ничего, Даня! Бампер просто от резкого торможения отвалился… ну не бампер, а что осталось от него. – Отлично! – в сердцах ответил ей генерал. И, обратись к Кате, добавил: – Хорошо, что это всего-навсего бампер. Та согласно кивнула. Даня отдал команду: – Всем: взводим охранные артефакты на машинах и вылезаем. Здесь никто не хотел селиться. Даже самая бесшабашная нечисть брезговала Полем каменных фонтанов, а тем более люди. Катя как-то говорила Дане, что раньше тут был богатый район. Сплошь дома для тех, кто хотел жить с шиком. Убежища – их Катя называла непонятным словом «квартиры» – проектировались специально для художников, с огромными окнами и высоченными потолками. Но потом эти самые «квартиры»-студии раскупили москвичи с тугой мошной, далекие от занятий живописью… В начале тридцатых тут все горело и плавилось, от комфортных домов не осталось камня на камне. В сорок первом по бывшему оазису преуспеяния наносили удар последние стратегические бомбардировщики людей. В сорок третьем здесь гоблинские маги спалили танковый полк Секретного войска, но и сами пострадали от удара подземных. Весь район пропитан был духом смерти. И, разумеется, Гвоздь поселился именно здесь. А как же. Такой уж это был человек – Гвоздь. Даня повел команду к огромной бронированной гусянке с «тарелочной» антенной на крыше. Эта станция наведения ракет стояла здесь почти полтора десятилетия. Батарея, в составе которой она числилась, успела сделать один выстрел, что по тем временам считалось отличным результатом. Потом машину вварило в асфальт на полметра в глубину, а экипаж и вся электроника изжарились внутри. Данина команда этих подробностей не знала, но к фокусам Гвоздя каждый был привычен, и если Гвоздь сказал, что «дверной звоночек» на этот раз в «большой хреновине с антенной на маковке», значит, искать его стоило в «большой хреновине с антенной на маковке». А тут была одна такая. – Ну и где он? Гвоздь, обалдуй, не мог точно сказать, куда сунул… Тэйки, посмотри с кормы. Катя, заберись наверх, может он… – Не надо, командир. – Почему, Немо? – Его способ думать мне понятен. Гвоздь всегда кладет вещи на самом видном месте, а самое видное место всегда располагается в самом неудобном месте. В самое неудобное место мы уже пришли. Теперь осталось найти самое видное место… Полагаю, это люк механика-водителя. Даня присмотрелся. Сначала он увидел в свете полной луны слабо фосфоресцирующую надпись: слово «х…й», а потом уже сообразил, что надпись намалевана на округлой блинообразной штуке, которая и была, наверное, люком механика-водителя. – Соображаешь, Немо, – сказал он, со скрежетом поворачивая отпирающую ручку. Услышав характерный щелчок, Даня распахнул люк и как следует выматерился. Тэйки поспешила сунуть нос в люк. – Прикольно! Какой он смешной, этот Гвоздь! В люке сидел скелет, с черепа до пят вымазанный светящейся краской. Нижняя челюсть была примотана к черепу проволокой. Между нею и верхней челюстью Гвоздь вставил токер, настроенный на один-единственный номер вызова. Даня втопил клавишу. Ноль реакции. Тэйки забеспокоилась: – Может, обторчался в щепу, сидит мутный и все ему фиолетово? А? Как в прошлый раз? Генерал обнадежил команду: – Не. Обещал ждать. – Ну, тогда должен… Ее прервал голос Гвоздя в токере. – Алло, парень, это я с ребятами, – ответил Даня, – по голосу узнаешь? Пауза. – Ах, ты видишь нас… Ловок. Пауза. – Да времени особенно нет… Пауза. – Двадцать минут по любому найдется. Даня выключил токер и засунул его обратно, в костяной футляр. Слева от них зашевелилась каменная крошка. Скрытая ею металлическая плита медленно поползла в сторону. Провал достиг размеров метр на метр или около того, когда плита остановилась. Внизу включился свет. Даня заглянул вниз: – Прыгаем, тут неглубоко. Тэйки проворчала: – Да сколько у него тут входов! Каждый раз что-нибудь новенькое отколет… – Не более четырех. Просто маскировка меняется, – спокойно прокомментировал Немо. Они очутились то ли в гараже, то ли в подвале, где раньше располагалось управление сантехникой высотного дома: запах масла, ржавые трубы, вентили, звуки вялой капели в отдалении… – Даня, а на что времени-то нет? – спросила Катя. – Он поболтать, видите ли, хочет. Говорит, озверел от одиночества, спасу нет. Хоть семью заводи или в команду подавайся. – Я его понимаю. – Имеет право! – живо откликнулась Тэйки. Даня поджал губы и вполголоса сказал своим: – Теперь без трепотни не обойдется… На сто лет, блин. Немо так же тихо возразил ему: – По-моему, Гвоздь – умный человек. Неточно. Философский человек. Это точнее. – Когда не валяется исторчанный до полусмерти – точно, очень философский человек. Язык как на вечном аккумуляторе, команда «стоп» конструкцией не предусмотрена… Тэйки мечтательно закатила глаза: – А какие слова знает! М-м-м-м… Экзекуция, – с чувством произнесла она. – Гидропоника… Имманентно… Апперцепция… Ты ему просто завидуешь, Даня. – Тьфу! Трепитесь. Только когда я скажу: «Пошли!» – живо уходим. Нам еще в одно место успеть надо. Тут одна из стен подвала бесследно растаяла в воздухе. Команда послушно перешла в соседнее помещение. Под ногами захлюпала вода. Когда свет вспыхнул и здесь, стена восстановилась: солидный кирпичный монолит, темный от старости, в трещинках кое-где да в пятнах плесени. |