Книга Путь домой, страница 20 – Алексей Гравицкий

— Молодец, — зло пробурчал Борис. — Я и говорю, что патриотизма нет. Крикунов как грязи, а родину никто не любит.

— А за что мне ее любить? Что она мне дала?

— В первую очередь, она дала тебе тебя.

— Вот спасибо!

— Еще заходи.

— Иди ты в пень, Борзый. Себя я сам сделал.

Борис презрительно фыркнул.

— Не устал делать, творец, блин?

— Мне здесь мешают жить. — Я пропустил его реплику мимо ушей. — Государство делает все, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.

Борзый зло сверкнул в мою сторону глазами.

— Ага. Государство спит и видит, как бы это Серого изжить и сделать его жизнь невыносимой.

— Таких серых — вся страна, — огрызнулся я.

— Вся страна разная. Но таких серых хватает. Им всё время всё не так. У них страсть искать место получше. Пословицу «там хорошо, где нас нет» они не воспринимают. Сначала их тянет в город, потом в столицу. Потом за бугор. Иногда это через поколение передается. Ты вот на понаехавших наезжаешь. А сам такой же. Сбежишь отсюда, там будешь понаехавшим. Лимитой.

— Тебя, что ли, все устраивает?

— Меня много чего не устраивает. — Борис подался вперед и продемонстрировал мне кукиш: — Но вот я отсюда свалю. Пусть другие бегут.

— А я свалю.

— Валяй. — Борис снова откинулся в кресле и одним глотком осушил бокал. — Потом назад прибежишь, расскажешь, как там невесело.

— Не прибегу.

— Не прибежишь, значит, открытку пришлешь с нытьем про русские березки и то, как тебе их не хватает. Большинство сбежавших ноют.

— Ни хрена они не ноют.

— Иди в сраку, — обозлился Борзый. — Раз ты все знаешь, я с тобой на эту тему больше говорить не буду.

Он обманул. Мы еще возвращались к этой теме. И не раз.

Он был прав. Я ничего тогда не знал. Это нельзя было знать. Это нужно было прочувствовать.

Я прочувствовал. Не знаю когда. Может, в Таиланде, когда проснулся среди людей другой культуры и другого языка. Может, в отеле, когда нашел мертвого Олежку и понял, что дороги назад нет, и все нити, связывающие меня с домом, оборваны. Может, позже, когда начал скакать по червоточинам… Но прочувствовал. Понял, осознал, что мечтал сбежать не туда. Такая хренька…

— Что, Серега, сбежать решил?

Толян держал ТОЗ высоко, и его гладкий ствол смотрел мне между глаз. Чуть выше. Индийцы рисуют там себе точку чем-то красным. Не знаю, за каким хреном она индийцам, но я сейчас эту точку чувствовал очень хорошо.

Вторая часть Янкиного плана была не такой стройной, разнообразной и увлекательной, как первая. Но имела право на существование. Так я ей и сказал после наших многочасовых кувырканий на ее кровати.

Если бы такой план предложила не Яна, я бы тысячу раз подумал. Но рядом с этой женщиной думалка отказывала. И я согласился без вопросов.

Поначалу все шло неплохо. С обещанными палаткой и мангалом я вернулся в кремль. Сдал «находки», получил пайку и неторопливо поел под внимательным взглядом Звездочки. С кухни мы ушли с ней вместе. Поговорить со Звездой наедине вышло довольно просто. Уговаривать долго не пришлось.

Звездочке здесь не особенно нравилось, а без меня понравилось бы еще меньше.

— Если не хочешь, не надо. Оставайся, — закончил я, разрисовав ей планы на вечер.

— Надо-надо, — поспешила переубедить меня Звезда.

Дальше оставалось только выждать вечера и не попадаться на глаза большому человеку Фаре и его прихвостням. Это тоже вышло без проблем.

На удивление просто получилось миновать ворота кремля, пройти вместе со Звездой мимо костров под понимающие улыбочки и свернуть в ближайшие заросли.

Здесь должна была ждать Яна. Мы договорились встретиться в перелеске вместе с немцем. Яны не было.

Немец в плане побега играл ключевую роль. Может быть, именно из-за него я и согласился на это непродуманное безумие. Яна утверждала, что немец знает, как переходить из одной червоточины в другую. У немца есть схема. И сюда он пришел не случайно, а целенаправленно. Только застрял надолго стараниями Фарафонова.

В качестве рабочих рук Штаммбергер Фаре нужен не был, значит, привлек большого человека чем-то помимо этого. Григорий не тот, кто станет плодить рты без пользы для себя или для дела. Чем привлекателен немец? Знаниями? Или как придворный шут?

Мы сидели в кустах, следили за воротами кремля и ждали. Время шло. Яны не было. Ни с немцем, ни без немца. В голову навязчиво лезли неприятные вопросы. Что случилось? Она забыла? Передумала? Не смогла? Ее поймал Фара?

Я тряхнул башкой, отгоняя мрачные мысли. Чего гадать? Ждать надо.

— Сережа, — тихо позвала Звезда. — Чего мы ждем? Идти. Надо-надо.

— Успеется, — покачал головой я.

Звездочка тяжело вздохнула.

Стало знобко. От земли тянуло холодом, от Волхова тянуло холодом и сыростью.

Прошло еще с четверть часа. Где-то рядом зарядила угукать сова. Сильнее подул промозглый ветер. Яны не было.

Еще немного, и мы тут околеем.

Я был настолько озадачен ожиданием Яны, что подошедшего сзади Толяна не услышал. А когда за спиной щелкнуло, и мне предложили «поднять жопу и положить грабли на затылок» было уже поздно.

Теперь Толян стоял в паре шагов от меня, целил мне между глаз из ТОЗика и ждал ответа на вопрос о моих планах.

— С чего ты взял, что я решил сбежать? — Я постарался сделать предельно наивную рожу.

Толян разулыбался в ответ.

— В самом деле, с чего? С чего это ты на ночь глядя за территорией шкеришься по кустам вместе со своим педиком.

— Chạn hlng thāng, [14] — не раздумывая, сообщила Звезда.

— Ты мне не трынди, гомосятина. Я знаю, что ты по-русски прекрасно жаришь.

— Где здесь туалет? — мягко промяукала Звезда.

— Для вас — везде. — Толян повел стволом ТОЗа, но сдержанно, без особой широты. И зрачок дула мгновенно вернулся обратно, продолжая высверливать дырку у меня между глаз.

— Ты ружье-то опусти, — недовольно пробурчал я.

Толян улыбнулся шире.

— С чего бы?

— С того бы. Не собирались мы убегать. Просто надо было уединиться.

— Зачем?

— Затем, — рассердился я. — Зачем двое половозрелых людей в кустах уединяются?

Толян посмотрел недоверчиво. Неверие на его физиономии медленно сменилось злорадством.

— То есть, ты хочешь сказать, что вы с ним все-таки…