Книга Хлеб наемника, страница 38 – Евгений Шалашов

Объяснять всем и вся, что меня нанимали защищать город, а по поводу сдачи — это не ко мне, было бы глупо. Посему, напустив на себя важность (лучший способ сделать умный вид, когда ничего не знаешь), отмахнувшись от вопросов, я приказал Густаву расставить караулы и пошел спать.

— Господин Артакс, кушать будете? — робко спросила меня Эльза (или — Гертруда?).

Я вяло покачал головой и поднялся наверх, в свой номер. Ута, стелившая постель, пыталась о чем-то спрашивать (кажется, все о том же — как быть и что делать?), но я был уже не в силах отвечать — заснул, едва коснувшись ухом подушки. Снилось что-то нелепое — фрау Ута в свадебной фате, выходившая замуж за Гневко; бургомистр, пытавшийся вручить мне вместо платы голову своего зятя; старина Жак с соломенной короной на голове и, наконец, пламя, пожирающее пригород Ульбурга.

Проснулся я так же, как и заснул, — резко. Прислушался, но шума, которым сопровождался бы штурм, не услышал. Песочных часов или клепсидры в комнате не было, но я и так знал, что нужно вставать. Судя по лучику света, прорывавшемуся сквозь закрытые ставни, — скоро вечер. Однако, проспал почти весь день…

Хозяйка не то караулила под дверью, не то умела читать мысли, но сразу же появилась с кувшином, тазиком и всем прочим, потребным для умывания.

— Если не будете мыться, то в следующий раз будете спать на грязном белье, — мстительно пообещала фрау, вытаскивая из кармана передника бритву.

— Ага… — рассеянно отозвался я, намыливая голову и приступая к процедуре бритья.

Щетина, что на голове, что на щеках, — будь здоров!

— Не ага, а забота о вашей чистоте! — возмутилась Ута. — И не говорите мне, что вы устали! Сами виноваты, что три ночи не спали…

— Как там, на стенах? — поинтересовался я, пропустив мимо ушей тираду о том, что торчать на стенах денно и нощно — глупо, и всегда можно распределить время так, чтобы его хватило на нормальную жизнь…

— На стенах все спокойно, — кротко доложила фрау, устав от воспитательных бесед: — Никто не прибегал и ничего не сообщал. Ваш мальчик накормлен и спит в прихожей.

— Мальчик? Откуда он взялся? — удивился я. — И почему он спит в прихожей?

— Мальчик отрекомендовался Эдуардом, командиром «летучего отряда» и вашим адъютантом. Спал, между прочим, весь день, как и вы. Вначале он хотел лечь в коридоре, у дверей вашей комнаты. Дескать — адъютанту так и положено, но я решила, что в прихожей ему будет удобнее. Идти домой он отказался. Говорит, что там ему нечего делать. Для гостевых комнат Эдуард чересчур грязен, а конюшня занята. К тому же, — усмехнулась женщина, — адъютантам, даже оборванным, не стоит спать там же, где стоит ваш буйный жеребец…

— Буйный? — обиделся я.

— А какой же еще? Ваш гнедой вчера лягнул Августа, пытавшегося вычистить навоз. Теперь старик требует, чтобы я компенсировала его ушибленную ногу.

— Странно… — хмыкнул я. — Гневко у меня тот еще разбойник, но лягать ни с того ни с сего человека, который пришел сделать полезное дело… Очень странно.

— Может быть, — не стала спорить хозяйка. — Тем не менее я записала на ваш счет десять фартингов. Два — за свинцовые примочки, а остальные за шнапс, которым лечился Август. И вот еще — ваш адъютант вытребовал у меня хлеба и сыра для «прокорма», как он выразился, своих бойцов. Сказал, что вы обещали все оплатить. Вы обещали? — с беспокойством поинтересовалась Ута.

«Ничего я не обещал!» — возмутился я своеволию адъютанта, но, присмотревшись к напряженному виду хозяйки, кивнул:

— Если обещал, оплачу.

— Я уже записала на ваш счет, — с облегчением сказала Ута, подавая мне полотенце. — Сыр и хлеб обошлись вам в талер.

Талер?! Сколько же они сожрали? На талер можно пятерых мужчин накормить. М-да, обзавелся адъютантом… Уши ему накручу, поросенку! Но и есть ребятишкам надо. Надо-то надо, только кормить за свой счет будет накладно. Мальчишки, но жрать горазды. Надо будет поставить «летучий отряд» на довольствие города. Вообще-то — это мой промах. О взрослых-то я позаботился, а вот о мальчишках — забыл. Что делать, никогда в жизни не приходилось заботиться о детях.

— А что у нас на ужин? — поинтересовался я, прислушиваясь к воплям желудка и вспоминая, что не ел со вчерашнего вечера. Или — с позавчерашнего?

Я ожидал, что «либер» фрау скажет: «Артакс, неужели за весь день, пока вы бегали по стенам и сражались, трудно было выкроить время на завтрак, обед и ужин?» С нее станется… Но она только вздохнула, закрывая за собой дверь:

— То, что предназначалось на обед. Сейчас принесу.

На обед, перешедший в ужин, полагался мясной бульон, пирожки с мясом и большая тарелка свинины с фасолью. Проглотив кушанья, я запоздало удивился:

— А почему мясо? Разве у нас не пятница?

— Патер говорит, что, если постный день застал вас в дороге или на войне, допустимы послабления, — ответствовала ревностная прихожанка фрау Ута, внимательно наблюдавшая за тем, как я ем: — Может, что-нибудь еще?

— Ага, — подтвердил я, сграбастав фрау в охапку и запрокидывая ее на кровать…

— Но я совсем не это имела в виду! — возмутилась хозяйка, пытаясь вырваться из моих объятий. — Сегодня же пятница!

— Тебе же сказано, что могут быть послабления, — мурлыкал я, снимая с нее тяжелые башмаки. — А мы с тобой оба на войне!

Честная вдова возмущенно закатила глазки и яростным движением задрала подол до самой груди…

Когда Ута счастливо задремала (видимо, ночью ей тоже было не до сна), я осторожно убрал ее руку со своего плеча и принялся одеваться.

Мышки-норушки — сестренки-служанки — успели привести в порядок мою одежду и обувь, сумев очистить ее от грязи и крови. Даже кираса выглядела празднично. Золой они ее начистили, что ли?

Спустившись вниз, я нашел своего адъютанта на кухне, в компании с одной из сестер. Мальчишка был умыт и слегка приодет. Длинные, закатанные до колен штаны и старая, но еще приличная куртка, видимо, когда-то принадлежали покойному хозяину гостиницы.

Эдди уминал за обе щеки фасоль. Свинина, как понимаю, ему была не положена, зато лежали пирожки. Гертруда, с умилением бабушки, наблюдала, как он лопает.

Я так засмотрелся на эту картинку, что чуть было не забыл о том, что собирался примерно наказать врунишку. Вспомнив, взял парня за ухо и спросил:

— Знаешь, за что?

— За ухо… — попытался пошутить Эдди, но взвыл.

— Остряк! — одобрительно сказал я, потянув сильнее.

Гертруда взвилась, словно курица, пытающаяся защитить цыпленка от злой вороны.

— Немедленно отпустите ребенка! — закудахтала она, пытаясь вырвать мальчишку. — Вы ему ухо оторвете!

— Если будете меня дергать, точно — оторву, — предупредил я фрау и повторил вопрос: — Ну так за что я тебя таскаю?