Онлайн книга «В сердце тьмы»
— Вы преувеличиваете, Ваше Величество. Патриарх Ефраим — очень достойный человек. — Затем добавил робко: — А что, правда? Феодора кивнула. У Антония появилось довольное выражение лица. — Ну, тогда определенно я оказываюсь в августейшей компании. На самом деле это не так. В смысле, что я — первый. Великий Иоанн Златоуст [28] вызывал пену у рта у многих патриархов. Антонина улыбалась, слушая диалог. Пока не вспомнила о судьбе Иоанна Златоуста. Вокруг стола, когда остальные тоже вспомнили, улыбки сошли с лиц, как свечи, затушенные в конце вечера. — Да, — сказала римская императрица. — На нас опускается темная ночь. Давайте выпьем за то, чтобы увидеть утро. Феодора опустила кубок, все еще почти полный. — Мне достаточно, — объявила она. — Предлагаю всем не пить много вина. Нас впереди ждет долгий вечер. Несмотря на всю вежливость, замечание звучало, как императорский приказ. Все кубки опустились на стол почти одновременно. Почти — только Ситтас быстро осушил свой перед тем как поставить. — Юстиниан не желает меня слушать, — начала императрица. — Я с таким же успехом могла бы говорить с каменной стеной. — Она заворчала. — Я бы предпочла говорить с каменной стеной. По крайней мере, каменная стена не стала бы гладить меня по голове и заверять, что примет мои слова во внимание. Она вздохнула. — Он слушает только Иоанна из Каппадокии и Нарсеса. Они оба — нет необходимости говорить — поддерживают его в его заблуждениях. И уверяют, что его жена расстраивается, когда поводов для расстройства нет. На мгновение Феодора отвернулась. Ее лицо стало маской. Она прилагала усилия, чтобы не расплакаться. — Настоящий вред приносят слова Нарсеса, — прошептала она. — На самом деле Юстиниан никогда не страдал иллюзиями относительно Иоанна из Каппадокии. Он терпит Иоанна, потому что тот такой умелый сборщик налогов, но он ему не доверяет. Никогда не доверял. — Слишком умелый, — проворчал Ситтас. — Его налоговая политика разорит всех в Риме, за исключением императорской казны. — Я согласна с тобой, Ситтас, — вздохнула императрица. — На самом деле и Юстиниан так думает. Иронично, не правда ли? В Риме никогда не было императора, который тратил бы столько времени и энергии, проверяя, чтобы налоги справедливо распределялись среди населения, а затем рушил все свои усилия, налагая такое высокое бремя налогообложения, что уже не важно, в равной степени они распределяются или нет. Феодора махнула рукой. — Но давайте не будем в это углубляться. Нет смысла. Налоговая политика моего мужа исходит из того же, что и религиозная политика. Обе плохи — и он знает это — но обе требуются для претворения в жизнь навязчивой идеи заново включить варварский. Запад в Римскую империю. Это все, что он видит. Даже Персия едва маячит на горизонте. А малва полностью не имеют значения. Заговорил Антоний Александрийский: — Значит, нет надежды, что Юстиниан положит конец преследованиям монофизитов? Феодора покачала головой: — Нет. Учтите: он их не поощряет и не подстрекает к ним. Но уверенно смотрит в другую сторону и отказывается отвечать на какие-либо жалобы, отправляемые просителями из провинций. Все, что для него значит, — это одобрение ортодоксов. Их благословение предстоящего вторжения в Западное Средиземноморье. Антонина заговорила, резко: — Как я предполагаю, если он слушает Иоанна и Нарсеса — в особенности Иоанна из Каппадокии, — это означает, что Велисарий все еще находится под подозрением императора. Феодора улыбнулась ледяной улыбкой. — О, совсем нет, Антонина. Как раз наоборот. Иоанн и Нарсес щедро хвалили твоего мужа. Просто доходили до массовых восторгов. Словно они знают… Она замолчала и сурово посмотрела на Антонину. Ситтас шлепнул мясистой ладонью по столу. Этот звук заставил всех дернуться. — Ха! Да! — заорал он. — Он обвел ублюдков вокруг пальца! — Ситтас схватил кубок и наполнил его до краев. — За это надо выпить! — Ты о чем кричишь, Ситтас? — спросила императрица. Полководец улыбнулся ей, глядя на нее поверх обода кубка с вином. На мгновение лицо исчезло, когда он наклонил кубок и одним глотком вылил в себя половину. Затем одобрительно вытер губы. — Если они так целенаправленно хвалят Велисария при дворе, Ваше Величество, — вы ведь знаете, как его ненавидит Иоанн из Каппадокии, — это может только означать, что у них есть о нем информация, которая не поступила к нам. А это… Исчез остаток вина. — …может быть только доклад из Индии: Велисарий планирует предать Рим. Он улыбнулся всем в комнате. Протянул руку к амфоре с вином. — За это нужно… — Ситтас! — взорвалась императрица. Полководец выглядел так, словно ему больно. — Всего один маленький кубок, Ваше Величество. Нет никакого вреда… — Почему это нужно отмечать? — О! — Ситтас возобновил наливание вина. — Это очевидно, Ваше Величество. Если они услышали новость из Индии — а я не могу предложить другого объяснения, — это говорит нам две вещи. Во-первых, Велисарий жив. Во-вторых, он, как и обычно, тщательно выполнил свою работу и перехитрил врага. Он снова поприветствовал всех поднятым кубком. — А как ты можешь быть уверен, что в докладе из Индии нет правды? — не успокаивалась императрица. К тому времени, как Ситтас опустил кубок на стол, веселье уступило место спокойствию и безмятежности. — Беспокойтесь о чем-нибудь другом, Ваше Величество, — сказал он. — Беспокойтесь, что солнце начнет вставать на западе. Беспокойтесь, что рыбы начнут петь, а у птиц вырастет чешуя. — Он презрительно фыркнул. — Если вы все-таки настаиваете, чтобы расстраиваться из-за фантазии, беспокойтесь, что я начну пить воду и рано по утрам делать гимнастику. Но не волнуйтесь, что Велисарий совершит предательство. Антонина перебила его. Говорила очень холодным тоном: — Если ты будешь продолжать эту тему, Феодора, то я с тобой порву навсегда. В комнате воцарилась тишина. Все замерли на своих местах. Несмотря на тесные отношения Феодоры со всеми в этой небольшой группе, было немыслимо угрожать императрице. Этой императрице определенно. Но именно Феодора, а не Антонина, первой отвела взгляд, когда они гневно смотрели друг на друга. Императрица сделала глубокий вдох. — Я… я… — она замолчала. |