Онлайн книга «Капитан Филибер»
|
— Мы будем молиться! За вас, за всех!.. Обнимаю одного, второго, прижимаю носы к холодному полушубку. — Спасибо! Смотрю на них, машу рукой суровым сосредоточенным парням, застывшим возле орудия. Хлопаю стальной дверью, спрыгиваю вниз. Оглядываюсь. По стальной броне — свежие белые буквы. «Сюзанна ждет!» Успели. * * * — Господин капитан! Отряд по вашему приказанию… Обхожу строй. Прибыли вовремя, можно потратить несколько минут на то, чтобы отдышаться, осмотреться, покурить… Нет, с табаком не успеть. Потом, после боя. Все равно нечего, махорка — и та на исходе. С левого фланга на правый, как тогда, у маленького поселка Лихачевка. Юнкер Тихомиров. Юнкер Плохинький. Юнкер Костенко. Юнкер Васильев. Перед Васильевым должен стоять Дрейман — тот, что предложил «пароль». Не стоит уже — остался возле безымянного рыжего террикона под деревянным крестом. Юнкер Чунихин. Юнкер Петропольский… За ними… Рудкин? Да, Рудкин… Этих хоть знаю, новеньких же, без году неделя, попавших в отряд в последние дни, даже не вспомню при следующей поверке. Простите, ребята… — Юнкер фон Приц! Какого!.. Такого! Очки в золотой оправе вызывающе блестят, винтовка без штыка криво свисает с плеча. Повоевать решил, очкарик, экс-вице чемпион! Ладно, потом, сейчас не время… — Юнкер Мусин-Пушкин! Отобрали людей? — Так точно, десять человек. Пятеро — юнкера-артиллеристы… Негусто, ох, негусто. Если повезет, если захватим батарею… 6-я Донская казачья, шесть гаубиц — 122-миллиметровые «Крупп»-«Шнейдер», главная сила Бармалея-Голубова, точка опоры хренова Архимеда, решившего перевернуть Тихий Дон … — Справимся, Николай Федорович! — негромко басит полковник Мионковский. — Не волнуйтесь! Как не волноваться! Впереди — Глубокая, два полнокровных казачьих полка — наглые, окрыленные успехом, готовые втоптать в кровавый снег маленький отрядик Василия Чернецова. Нас не ждут, на это весь расчет. На внезапность — и на батарею. Гаубицы придется брать холодным штыком. Если бы Хивинский успел… Прислушиваюсь. Вдали, за станцией — пулеметный лай. «Чар-яр!.». Нет, чудится. Правее всех — новобранцы, инвалидная команда. Почти половина — действительно больны, после госпиталя, но в строй встали все. Пожилой плечистый офицер делает шаг вперед: — Полковник Харламов! Просим разрешения участвовать в бою в качестве рядовых. Не подведем. Киваю, пожимаю широкую ладонь. Потом с чинами разберемся. Сколько их? По списку — одиннадцать… Двенадцать! Правее всех — Ольга Станиславовна Кленович. Вместо белой накидки — солдатская шапка с трехцветной кокардой. Винтовка с примкнутым штыком смотрит прямо в серый зенит. — Сестра милосердия Кленович!.. — вздыхаю я. — Прапорщик Кленович, — без улыбки поправляет она. — 2-я Петроградская школа, Юго-Западный фронт. «Георгий» с «веткой». Я не уйду! И вновь некогда спорить. Пытаюсь поймать ее взгляд, но зеленые глаза смотрят прямо, на черные дома станции. Пора! Теперь действительно пора… А это кто? Вдоль строя семенит бородатый толстяк в валенках и темной рясе. В руке — медный крест. Иже херувимы, паки, паки… Отец Серафим для окормления прибыл! Нашел время… Хотел гаркнуть, поглядел… Не гаркнул. К кресту тянулись, отец Серафим что-то неразборчиво бормотал, свободная рука без устали благословляла. Мрачный Згривец сорвал с головы мохнатую шапку, склонил голову, приложился к холодной меди, вслед за ним шагнул наш Рere Noёl… Они не шутят. Это все — взаправду. Я отошел на середину, окинул взглядом недлинную шеренгу, которую я сейчас поведу в штыковую. Одна рота против двух полков. Надеюсь, тебе хорошо отдыхается товарищ Веретенников? А я еще думал, откуда берутся антикоммунисты? На миг прикрыл глаза. «Я знаю, что это…» Я знаю, что это — настоящее. Когда мы будем на войне, Когда мы будем на войне, Навстречу пулям полечу на вороном своем коне… — Господин капитан! Отец Серафим уже рядом. Медный крест чуть подрагивает в протянутой руке, маленькие глаза смотрят сурово. Понимаю: спорить нельзя. Не потому, что нет времени. Я уже часть этого мира, я — офицер русской армии Николай Федорович Кайгородов. Целую крест. * * * «…В неге Рая была улыбка на лице светла. Дремал он, ничего не понимая, не ведая еще добра и зла…» Сон был добр. Папиросы в желтой пачке не думали заканчиваться, можно курить вволю, угощать сердитого солдатика — и не слишком торопиться. Он и сам подобрел, даже улыбался, слушая упреки убитого им человека. Не возражал, не спорил. Мир — это он сам. Его собственная совесть воплотившаяся в любителя чужих часов, старается что-то доказать. Пусть попробует, ему есть что ответить. Только зачем? Совесть это тоже он — тот, кому осталось жить несколько недель, в лучшем случае месяцев. На самом деле меньше, скоро от боли перестанут спасать даже самые сильные лекарства. Это — его Мир, и не взбесившемуся «импу» из компьютерной «стрелялки» предъявлять претензии. Солдатик так не считал — возмущался, дергал небритым лицом вздымал к вагонной крыше палец с грязным ногтем. «Имп» честно следовал программе, он пришел убить и ограбить того, у кого ногти были чистые. Не дали — и компьютерная нежить не могла успокоиться. Он понял. Не мертвец говорил с ним. Мир пришел в его сон, чтобы объясниться. Чужак, бабочка-пылинка, стал слишком опасен. — Я только приступил, — ответил он Миру. — Посмотрим, кто кого! Солдатик умолк, отступил на шаг, прижался спиной к холодной стене тамбура. Так-то! Папироса — гармошкой. Зажигалка, австрийская IMCO, согрелась в ладони. Щелк! * * * — Ровнее, ровнее! Не расстраивать ряды!. Снег по колено — не побежишь, не спрячешься. Можно лишь идти вперед, волоча неподъемную ледяную «мосинку» и с тоской вспоминая вороненную сталь верного АКМ. Эх, сюда бы дюжину биороботов — хотя бы качестве носильщиков. А еще лучше — обычный БТР-60 ПБ, самому — в водительское кресло, фольклориста Згривца — за пулемет. «Владимиров» — не «Максим», это аргумент посерьезнее! Рядом сопит вице-чемпион фон Приц. Будущему разведчику все-таки легче — его винтовка без штыка. Почти целый фунт выгадал, умник!.. Из строя Принца я все-таки выдернул. Нечего, пусть рядом идет. — Как дела, Сергей? — Готовлюсь мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук в трех метрах от земли и в полете развернуться винтом на 180 градусов, господин капитан! Обиделся! Глубокая позади, там нас никто не встретил. На пустых улицах — трупы в шинелях без погон, воронки от снарядов, возле самой станции что-то еще догорает. Ни Чернецова, ни Голубова. Все верно, все — как в единственно правильной Истории. Бой идет южнее, у оврага, именно туда я направил «Сюзанну», она отвлечет, позволит подойти незаметно… |