Онлайн книга «Мавзолей для братка»
|
– Волей наместника нашего, князя Федора Михайловича Голицына… – С каких это пор Федька Голицын власть такую взял? В цари метит? Все присутствующие суетливо закрестились. – Не могу знать, батюшка князь! – рухнул в ноги коню Барабашина харон, стукнув об землю массивным нагрудным медальоном, висящим на цепочке. – Не вели казнить!.. – Полно, полно… – Василий Иванович и сам понял, что переборщил, и сменил гнев на милость. – Веди, показывай, что ты там настроил-накуролесил… Но стоило кортежу стронуться, как что-то звонко треснуло, и послышался глухой протяжный звук, похожий на тот, который издает рушащееся под топором дровосека огромное дерево. Первыми почуяли неладное лошади. Умные животные шарахнулись назад и только этим спасли своих седоков от неминуемой гибели. Гигантская арка треснула точно посредине, и теперь трещина стремительно расширялась. Мгновение, и со страшным грохотом грандиозное сооружение величественно осело, подняв облако едкой оранжево-бурой пыли… * * * – Повесить мерзавца! – раздраженно шагал из угла в угол князь. – Хлеба неубранные полегли, крестьяне ропщут, каменотесы, оставленные без работы, бунтуют… Василий Иванович до сих пор не мог откашляться до конца и то и дело перхал в платок бурыми сгустками. А что до испорченного кафтана и собольей шапки… Совет был собран в здании с видом на пирамиду, которая теперь, без аляповатых ворот перед ней, выглядела еще лучше. Именитые дворяне давным-давно сменили шубы на облегченные кафтаны, но и в них, даже распахнутых до нижних шелковых рубах, пот ручьем струился по спинам не привыкших к жаркому климату людей. Многие с тоской поглядывали на дверь, мечтая очутиться в собственных прохладных покоях с наглухо зашторенными окнами. Престарелый князь Заболоцкий откровенно дремал. – Точно! – поддержал Барабашина кровожадный Ромодановский. – А еще лучше – на кол его посадить. – Так и запишем? – Точно… Точно… Истину говоришь… – А с этим что делать? – кивнул на окно боярин Годунов, не самый родовитый из собравшихся, но… С ним приходилось считаться. – А что? – Да, помнится, царь-батюшка велел наградить за чудо… Барабашин остановился, будто налетев на стену. «А он-то откуда знает? Мы же с Иваном Васильевичем вдвоем были? Черт…» – Второй час сидим, – ласково улыбнулся царский фаворит. – Может, отпустим всех? Помыться с дороги, вздремнуть… А? Обнадеженные дворяне завозились, зашаркали подошвами, зашептались. Князь махнул рукой, будто прогоняя муху, и все толпой радостно устремились к дверям, гомоня, как школьники, отпущенные с нудного урока. Остался сидеть и сладко посапывать лишь Семен Григорьевич, удобно примостивший подбородок на сложенных на посохе руках. – Ступай к себе, Семен Григорьевич! – крикнул прямо в заросшее седым волосом ухо старика охальник Годунов. – Совет окончен! Щи стынут!.. – И как поступим? – спросил Барабашин негласного главу комиссии, когда они наконец остались с глазу на глаз. – Если бы еще не этот проклятый донос… Ведь и не наградишь, и не казнишь. Что посоветуешь, Борис Федорович? – Как-то раз, – начал тот, задумчиво любуясь снежно-белым треугольником на фоне ярко-синих небес, – когда я еще был воеводой в городишке Бежецке, пришел указ о судьбе одного местного дворянина. Только вот писец-оболтус грамоте был плохо учен и написал: «Казнить нельзя помиловать». – А в чем суть? – не понял боярин. – Запятую он позабыл поставить, вот что. Вот и гадай, что там написано было. То ли «Казнить нельзя, помиловать», то ли «Казнить, нельзя помиловать». Понимаешь, какая заковыка? Казнишь, а потом окажется, что беднягу помиловали, – самому не поздоровится. Отпустишь на все четыре стороны, а выяснится, что мерзавца казнить было велено. – Действительно загадка… – Но я нашел решение. – Какое решение? – Да оставил его в остроге, и дело с концом. – Надолго? – Да уж лет пятнадцать, как не воеводствую, – безразлично зевнул Борис Федорович. – Но когда уезжал – тот все еще сидел. – А нам-то как поступить? Наградить по-царски, а потом – голову с плеч? – Ничего ты не понял, – с сожалением глянул на непонятливого товарища Годунов. – Есть и другой способ. – Какой? – А помнишь, что приближенные бывшего наместника Голицина, которого по царскому указу в железа взяли да на Москву отправили, показали? – Что гробницу себе царскую под Фивами какими-то построил? Конечно, помню. – Так вот, ему здешний погост теперь без надобности – и на Руси место найдется, где закопать, но слышал я, что в старину тут такое принято было… * * * – Объявляю вам высочайшую волю, презренные черви!.. Князь Барабашин, величественный, как сам царь, в своем парчовом кафтане и высокой шапке из сибирских соболей, стукнул посохом о пол. – За то, что сделали чудо великое, велено наградить вас по-царски… Стоящие на коленях перед «троном» Афанасий и Такех, изрядно побитые и отсидевшие в полной неизвестности в узилище целую неделю, облегченно вздохнули хором и чуть распрямили согнутые спины. И не так вздохнешь, когда топор, висящий над твоей шеей, вдруг уберут и воткнут в плаху. – Рады? – саркастически усмехнулся в бороду Василий Иванович. – Рады, батюшка… Очень, господин… – Но и без наказания оставить вас нельзя, – стер с лица усмешку и грозно нахмурил брови Барабашин. – Потому… Дюжие стражники схватили обоих за плечи и поволокли куда-то… * * * Грохот камней становился все отдаленнее и отдаленнее, все тише и тише. Наконец наступил момент, когда все окутала мертвая ватная тишина. – Такетх! – позвал Афанасий товарища по несчастью, лежавшего, как он знал, в соседнем гробу. – Ты живой?.. Льняные бинты, добротно спеленавшие тело, не слишком давили, но и не позволяли вздохнуть полной грудью. Да это бы и не получилось, поскольку под плотно пригнанной крышкой саркофага воздуха было – всего ничего. Ко всему прочему нестерпимо хотелось «до ветру»… – Живой… – едва-едва донеслось до него. – Пока живой… Ну что? Добился ты славы и богатства? Наслаждаешься? – Уж ты бы не подкалывал… Думаешь, я не понял, кто донос в столицу накатал?.. Харон надулся и надолго замолчал. Однако воздуха под крышкой оставалось все меньше и меньше, а вместе с ним – жизни. – Такетх! – рыдающим голосом выкрикнул Харюков. – Ты меня слышишь? – Слышу, – глухо ответил тот после некоторого молчания. – Чего тебе? |