Онлайн книга «Золотой империал»
|
На вырванном из записной книжки листке в клетку, придавленном камнем, крупным почерком капитана значилось: «Петр Андреевич, не обессудь, ждать не могу, иду к нашим. Бог даст вернусь. Коля». Камешки по-прежнему легко пропадали в бездонном омуте межпространственного перехода, но назад не вылетел ни один. Сколько же он спал? Солнце если и сдвинулось, ненамного... По часам выходило: минут двадцать. Откуда-то из глубин амуниции, навьюченной на ротмистра, давно уже доносился какой-то надоедливый писк, сливающийся в полузабытую мелодию... Напоминальник, что ли?.. Отключить на фиг, как Коля бывало говаривал, отвлекает... А что же это он раззвонился-то вдруг? Не веря себе, граф, словно капустные листья, разворошил многочисленные одежки и вытянул на свет божий приборчик, исправно мигавший зеленым огоньком. «На вашем счету осталось всего три рубля пятьдесят восемь с половиной копеек. Возможный срок отключения от сети — шесть дней. Рекомендуемая сумма предварительной оплаты...» Не может быть! Не должно так быть! Пройти столько миров, столько пережить вместе с друзьями, выжить несмотря ни на что, чтобы оказаться здесь, в родном мире, в одиночку, чтобы потерять всех спутников на последнем шаге?! Госпо-о-ди!!! Швырнув ни в чем не повинный приборчик на землю, ротмистр рухнул на колени перед мертвым проемом и сжал лицо ладонями. — Что, легавый, не пофартило? — раздался сзади лающий смех, но обернуться не было сил... * * * Солнце уже опускалось, зацепившись краем за утес на повороте безымянной реки, когда ротмистр поднялся и деловито начал собираться в путь. Поправив автомат и закинув за спину рюкзак, Чебриков распутал ремешки, стягивавшие лодыжки Кавардовского, и без особенной злобы, но чувствительно пнул его ботинком в бок. — Вставай, сволочь. Князь, словно не был ранен и измотан переходом, перетек в сидячее положение, оскалил зубы и отрывисто выговорил, словно плюнул в лицо ротмистру: — А вы... нахватались плебейских привычек в этом путешествии... ваше сиятельство!.. Глядя в наглые смеющиеся глаза подонка и убийцы, Петру Андреевичу как никогда хотелось сейчас чуть-чуть усилить нажатие указательного пальца на полированную сталь спускового крючка автомата, чтобы все двенадцать пуль, остававшиеся сейчас в магазине, вылетев одной очередью, не миновали этого ухмыляющегося лица, которое, наверное, будет видеться теперь в кошмарах до самого смертного часа. Палец уже сам собой наливался тяжестью на нагретом металле, и отвести его стоило немалых усилий. Видимо заметив старуху-смерть, ухмыльнувшуюся ему беззубым ртом из глаз ротмистра, убийца осекся, а улыбка на лице его стала какой-то неуверенной. — Э-э-э, господин ротмистр! Полегче... Вам же нужно меня беречь как зеницу ока... Как же правосудие, позвольте? Граф, пристально глядя в глаза преступнику, бесстрастно проговорил: — У вас устаревшие сведения, Кавардовский. Насколько мне известно, непосредственно перед тем, как я вышел на ваш след, награда за вас была повышена вдвое, причем речь шла отнюдь не о поимке... Отмечая, как увядает с каждым его словом улыбка Князя, Петр Андреевич продолжил с каким-то незнакомым, палаческим, садистским удовольствием: — Награда, дорогой мой (дорогой в буквальном смысле этого слова), была объявлена за голову некого Кавардовского, живого, но буде невозможно его взять живым... Убийца совсем сник, видимо лихорадочно просчитывая свои шансы. — Замечу, что «голова», это только термин юриспруденции. Правосудию будет достаточно предъявить всего лишь оба ваших, Георгий Викентьевич, глазных яблока для сличения рисунка сетчатки с имеющимися эталонами да кисть правой руки... Что же вы так побледнели, милейший? Неужели вам дурно? Вам, не раз проделывавшему подобные кунштюки с вашими жертвами? Еще одним пинком заставив Кавардовского упасть плашмя, граф словно невзначай положил ладонь на рукоять меча. — А знаете, я вас пощажу! Я не буду убивать вас, князь. Ведь требуемое можно изъять, так сказать, и у живого человека. Вас это радует, Кавардовский? Убийца проворно, как огромное насекомое, отползал от ротмистра, отталкиваясь от скользкой гальки ногами, а на лице его читался уже настоящий ужас. — Да вы... Вы с ума сошли, Чебриков!.. Вы спятили!.. — Ничего я не спятил! — Граф по пятам шел за Кавардовским, поглаживая рукоять «Дюрандаля». — Глаза во фляжке с водкой отлично сохранятся хоть год. Кисть... Для верности обе кисти... Подсушим на солнце, мумифицируем... А вы гуляйте себе, Георгий Викентьевич... Только загнав ополоумевшего от страха Князя в реку, Чебриков устало остановился и, брезгливо глядя на потерявшего человеческий облик «сверхчеловека», проговорил: — Выползайте на сушу, вы... земноводное... Я пошутил... * * * Багровый закат долго еще озарял силуэты двух далеко-далеко бредущих путников и трепещущий на вечернем ветерке, словно флажок, белый листок бумаги, наколотый на прутик... «Господа (зачеркнуто)... Друзья (зачеркнуто)... Ребята! Потерпите чуть-чуть. Я вернусь...» Южноуралъск — Фрязино 1998-2003 |