Книга Хоровод воды, страница 118 – Сергей Юрьевич Кузнецов

Две недели я молился, надеясь, что София подаст мне знак, и вот вчера в июньском сумраке Пушкинского бульвара сказал Ирине, что люблю ее.

Слова слетали с моих губ – и мне хотелось самому стать словом, стать воздухом, окутать Ирину, позволить ей вдохнуть меня, заполнить ее легкие, а потом вместе со вздохом покинуть ее тело, слившись с бесплотными эманациями ее души, трепеща на ее темных губах.

Я сказал, что люблю ее, – и этими словами отдал себя Ирине. Она взяла меня, как лакированную сумочку, сунула под мышку и положила на заднее сиденье своего «рено».

Я еще помню, что было дальше, но, надеюсь, милосердие Иисуса пошлет мне забвение.

Это было ужасно, противно, мерзко. И – самое страшное – я не остановил Ирину, нет, я стал таким же, как она. Теперь я знаю: мужская природа сама по себе ничуть не лучше женской, она тоже – воплощение природы животной.

Половое соитие омерзительно хотя бы потому, что в момент наивысшего экстаза мужчина исторгает семя – белесую, дурно пахнущую слизь. А затем приходят апатия и стыд.

И вот я сижу в полутемной спальне и внезапно прозреваю. Иринина рука на моем запястье – это оковы плоти, стреножившие мой дух. Нет ничего проще, чем освободиться, – мне всего лишь не хватает решимости. И я сижу во тьме – неподвижно, безвольно.

Только понимание приносит освобождение. Нет, я не вырываю кисть – но великий покой нисходит на меня. Возможно, такова глубокая медитация йогов. На мгновение мир перестает существовать: нет ни спальни, ни Ирины, ни моего тела.

Я узнаю́ ответы на все свои вопросы. Я понимаю: Ирина и ее буддийские друзья сотрудничают со спецотделом ОГПУ, отвечающим за секретные разработки в области гипноза, нейроэнергетики и магии. Со дня на день они ждут возвращения в Москву экспедиции Рериха, посланной в Тибет на поиски Шамбалы.

Они еще не знают, что экспедиция закончилась неудачей: Шамбала так и не найдена.

И не будет найдена. Во всяком случае – чекистами, которые ищут ее сейчас.

В полутемной спальне, прикованный к Ирининому телу цепкой хваткой тонких пальцев, я прозреваю будущее.

Вижу: через пять лет Иринин начальник подпишет приказ об аресте ее друзей, московских тамплиеров, учеников Карелина.

Вижу: спустя еще несколько лет его самого ведут на расстрел. К этому моменту от всего многообразия эзотерической, мистической Москвы не осталось ничего.

Вижу Ирину в новых платьях, новых мехах, на кожаных сиденьях автомобилей, в богатых интерьерах государственных дач.

Вижу ее мужа, вижу их мерзкую, грязную возню в постели. Вижу распахнутое Иринино лоно, сморщенное красное тельце, покрытое слизью. Слышу первый крик ее сына.

Вижу Ирининого мужа на трибуне – депутат, писатель, ученый?

Вижу увядание Ирининой плоти, морщины, складки жира. Знаю: к старости она почти оглохнет, но до самой смерти будет смотреть сквозь ресницы глазами цвета небесной лазури.

Я вижу только плоть, я не знаю, что чувствует Ирина, о чем думает.

Любит ли мужа? Счастлива ли? Что ей снится? Помнит ли меня?

Ответа на эти вопросы я так и не узнáю. Что же касается плоти, я всегда говорил: плоть не имеет значения.

Миг – и я возвращаюсь в спальню. Может, я просто уснул? Впрочем, какая разница: этот сон так похож на явь.

Вдруг я понимаю: я знаю Иринино будущее, будущее наших друзей и врагов. Не знаю только, что будет со мной. Почему-то я вспоминаю: хочешь плавать в океане – отрасти себе щупальца.

Да, я видел этот океан – на десятилетия вперед. Ему нет конца и края – а я не хочу превращаться в рыбу, в осьминога, в уэллсовского марсианина, пьющего людскую кровь. Не хочу никуда плыть.

Я знаю, что делать… Мягко, но решительно освобождаюсь от браслета чужих пальцев. Никакого сопротивления.

Избавиться от Ирининых оков оказалось совсем легко. Думаю, оковы плоти немногим прочней.

В соседней комнате подхожу к письменному столу. Если мой сон – правда, я знаю, какой ящик открыть…

Металл холодит ладонь.

Да, не лежать моему телу в освященной земле.

Ну и пусть. Я же говорю: плоть не имеет значения.

Я-то знаю – я не совершил греха. Когда бабочка вылетает из куколки – разве это самоубийство?

Тело вообще не нужно. Избавиться от него – что выбросить одежду, из которой вырос.

Сейчас я нажму на спуск – и душа моя полетит навстречу Вечной Жизни, поднимется на еще одну ступень Золотой Лестницы.

…И я слышу гром, вижу яркую вспышку, а потом вокруг разгорается лазоревый немеркнущий свет, и прекрасная Дева предстает предо мною в золотой лазури, в небесном блистании пурпура, и глядит на меня синими огненными очами, так хорошо знакомыми мне.

И я вопрошаю:

– Ты ли это? Душа миров, светлое тело вечности, сладость сверхсущего Бога, образ неземной красоты, ты ли это, скажи?

Она отвечает, и голос Ее так знаком:

– Разве ты меня не узнаёшь? Я была рядом с тобой все это время – и ты не узнаёшь меня? Да, это я.

И я падаю пред Нею на колени, неземной молочно-белый девственный свет нисходит на меня, я плачу от счастья и повторяю:

– Значит, я не ошибался – это все время была Ты. Зачем же Ты так поступила со мной, зачем эта грязь, мерзость плоти, слизь и пот?

Она отвечает, и голос Ее гремит весенним громом:

– Ты ничего не понял. Ты просил о посвящении – я дала его тебе. Посвящение – всегда самое страшное, что может вынести человек.

– Так я прошел посвящение?

Я слышу звонкий смех, лучезарный смех Ирины:

– Нет, ты не прошел посвящения. Ты отрекся от своей любви, убил себя, не оставил миру ни сына, ни дочери. Ты прожил пустую, бесплодную жизнь.

И я снова плачу, теперь уже от стыда и раскаяния, плачу и говорю:

– Каким я был глупцом, моя Госпожа, каким глупцом. Я грешен, да, я грешен. Отторгни меня от своего сердца, ибо нет мне прощения.

Млечное окутывает меня жемчужным туманом, и голос, исполненный неизмеримой любви, отвечает:

– Я прощаю тебя.

– Спасибо тебе, спасибо, Великая Госпожа. Скажи мне, чем же заслужил я прощение? Тем ли, что был верен Тебе?

– Нет, ты не был мне верен. Ты отказался от меня, ты не прошел испытания.

– Может, я заслужил его своей любовью к Тебе?

– Нет, не любовью. Ты так и не смог полюбить меня.

– Госпожа моя, ты читаешь в моем сердце, как в книге. Ты видишь, раскаяние мое непритворно. Возможно, этим я заслужил прощение?

– Нет. Прощение нельзя заслужить. Я прощаю тебя, потому что милосердие мое безгранично.