Книга Синдром бодливой коровы, страница 70 – Галина Куликова

— Остановись! — призвал Самойлов. — Оставим эту тему, она пустая. Лучше расскажи, как случилось, что ты ударилась в бега.

— Это неприятное воспоминание, — скривилась Настя. — Я напросилась к Ясюкевичу домой, чтобы покопаться в его письменном столе. Конечно, предлог был совсем другой. Я сказала, что мне нужна психологическая поддержка, и все такое…

— Как же он клюнул на такую кочерыжку, как ты? — равнодушно спросил Самойлов, пристраивая пепельницу на коленку и закуривая.

— Черт его знает! Тем не менее он посадил меня в машину и повез домой.

— И как ты выкрутилась? Ты ведь выкрутилась? — вскинул он на нее глаза.

— Ну конечно! Я убежала, но мне не удалось положить на место папку, которую я просматривала. Когда он это обнаружил, поднял тревогу. Как-то очень быстро люди из «КЛС» меня вычислили. Разве я могла подумать, что у них вдруг окажутся в руках мои фотографии? И столько убийц в распоряжении? Может, они связаны со спецслужбами?

— Может, — кивнул Самойлов. — Расскажи, что было дальше.

— Дальше я отправилась к тому типу, о котором прочитала в этой папке, — к Медведовскому. Я думала, его собираются убить. Были все признаки. А он оказался с ними заодно. Вернее, как я теперь понимаю, он сейчас в таком же положении, что и Макар. Он — клиент. Пока я в его кабинете растекалась мыслью по древу, он позвонил типам из «КЛС». Они приехали во главе с Ясюкевичем и принялись ловить меня по всему офисному зданию. Перекрыли входы и выходы.

— Как же ты оттуда выбралась?

— Это долгая история…

— Нет, ну мне интересно.

— Разделась до пояса и вышла, — гордо ответила Настя. — Нестандартный ход. Все смотрели на мое тело и забыли про лицо.

— И я еще удивляюсь, что ты бросилась под колеса моих «Жигулей»! — пробормотал Самойлов.

— Я побежала к своей машине, но там меня ждали.

Ждали меня у дома подруги, у дома бывшего жениха, у дома маминой подруги… Вот так я и стала бродяжкой.

Самойлов затушил сигарету и сказал:

— Я уже знаю так много, что мне даже как-то не по себе. Я теперь как будто бы с тобой заодно.

Насте очень хотелось, чтобы он был с ней заодно.

Он совершенно точно перестал смотреть на нее волком и, кроме того, защитил ее, когда возникла необходимость. Да что там: он бился за нее не на жизнь, а насмерть! Настя не сомневалась, что, попади она в руки Ясюкевича, ей точно пришел бы каюк.

— Кстати, сегодня двенадцатое число, — сообщила Настя.

— Уже тринадцатое. Третий час ночи.

— Вчера теплоход с Наташей Кратовой на борту отправился к Нижнему Новгороду.

— Ты хочешь догнать теплоход?

— Почему бы и нет? Можно позвонить на Речной вокзал и узнать, где у них будут остановки. Добраться туда по суше и поговорить с Наташей. Предупредить ее. Или вообще снять с теплохода от греха подальше.

Вдруг, если у них провалится загадочная «операция на воде», они убьют ее примитивным образом? Вот хорошо бы схватить их за руку!

— Нереально, — покачал головой Самойлов. — Чтобы схватить за руку, нужно плыть на том же теплоходе.

Мы уже не плывем.

— Но Наташу в любом случае надо спасти. Это наш гражданский и человеческий долг.

— Давай позвоним в милицию, — предложил Самойлов.

— Тогда я за свою шкуру не дам и ломаного гроша.

«КЛС» представила все так, будто я психически нездорова и сбежала из клиники. Я сама слышала, что милиционеры получили ориентировки. Меня ловят.

— Что ж, значит, надо спасать Наташу Кратову своими силами. Кстати, у тебя нет температуры? — Он поднялся и положил руку ей на лоб. — Подожди, так я не понимаю. Надо губами.

Он взял ее за плечи, притянул к себе и приложил губы ко лбу. Долго не отпускал. Настя стояла неподвижно и дышала ему в пуговицу на рубашке, размышляя о том, почему некрасивые мужчины нравятся ей гораздо больше, чем все остальные.

— Температуры нет, — сообщил Самойлов странным голосом. — А как там поживает мой укус?

— Совсем не болит, — поспешно заверила его Настя. — Извини, что я при докторе на тебя наехала.

— Ты защищалась.

Было удивительно приятно, что он сменил гнев на милость. На какую-то минуту Настя вдруг испытала чувство защищенности. Оно было непривычным, словно чужое платье, взятое напрокат. Краешком сознания Настя понимала, что его скоро придется вернуть.

— Как ты думаешь, меня поймают? — будничным тоном спросила она.

Самойлов тут же отпустил ее и повалился на диван, закинув руки за голову.

— Если не будешь высовываться, то нет.

— А Наташа Кратова? Если я поеду наперерез теплоходу, будет считаться, что я высовываюсь?

— Естественно. Поэтому я поеду с тобой. — Настя хотела возразить, но он быстро добавил:

— У тебя все равно нет денег на дорогу. И я обещал доку, что в пятницу покажу ему твой заживший румяный зад.

Он дождался, пока она выйдет из душа, и велел ложиться в маленькой комнате. Достал из шкафа постельное белье, вышел и плотно прикрыл дверь. Настя поглядела ему в спину и тут же заснула, едва успев закрыть глаза.

Проснулась она оттого, что Самойлов ходил по комнате и довольно громко произносил какие-то фразы.

Она постаралась сосредоточиться.

— Мы можем перехватить теплоход в Угличе. Он там долго стоит, мы вполне успеем.

— Это ты со мной разговариваешь? — спросила Настя, моргая. У нее были сонные розовые щеки, а одно ухо, с той стороны, где она прижималась к подушке, сделалось ярко-малиновым.

Прежде чем войти, Самойлов стучал в дверь, но она не отзывалась, тогда он испугался, что вдруг ее там нет, — и вошел. Настя спала на правом боку, нелепо остриженная и, несмотря на пережитые события, свежая и спокойная. От нее пахло его собственным шампунем и еще чем-то неуловимо-нежным.

Самойлов позвал ее, но она не желала просыпаться.

Тогда он протянул руку, чтобы потрясти ее за плечо, но почему-то не посмел дотронуться и насупился. Стоять и смотреть, как она спит, было нелепо, да и неудобно.

Поэтому он принялся рассказывать, что успел узнать.

От звука его голоса она и проснулась.

— Машину я заправил и уже подогнал к подъезду, с ней все в порядке, — вещал Самойлов. — Если мы хотим успеть, то должны выехать прямо сейчас. Можешь устроиться на заднем сиденье и досыпать. Завтрак я сложил в сумку.

Глаза Насти неожиданно увлажнились, и второе ухо отчего-то тоже стало малиновым.