Онлайн книга «СССР™»
|
Лицо Тихомирновой к тому времени совсем побурело. Она пошевелила губами и выговорила очень весомо: – Вас, смотрю, уже поздно этому учить. Ребята переглянулись, обменявшись репликами по-хантски, причем Таня выпендрилась и ввернула что-то по-татарски, а Егоршев укоризненно воскликнул: – Гражда-аночка Тихомирнова! Тихомирнова взялась пальцами за виски и вполголоса сказала: – Дурдом. Зверинец. Отпустила голову и как-то очень по-человечески спросила: – Господи, ну вы же с детьми работаете! Что ж вы как в милиции совсем – «гражданочка». Егоршев почему-то обрадовался: – А вы отказываетесь от гражданства? Напрасно,– мы к себе только граждан России берем. Да у вас шансы и не слишком велики: нам ведь специалисты нужны, а ваша квалификация, как видим... – Хватит! – звонко сказала Тихомирнова, еще звонче хлопнув ладонями по столу. – Не больно? – сочувственно спросил Синицын. Видимо, было больно. Тихомирнова горячо заговорила, машинально потряхивая кистями: – Что ж вы за люди, а? Я, между прочим, вам сочувствовала, жалела даже – как же так, бедные детки, без школы остаются. А вы не детки и не бедные, вы крысеныши злые, хоть и умные. Как есть крысеныши. Не гнать вас. Давить. – Как жидов? – обрадованно спросил молчаливый вообще-то Школьник. – Гриша, ты что себе позволяешь? – глухо произнес Валенчук. – А чего она пугает? – Гриша даже встал. – Приехала, урок сорвала, обзывается – да еще пугает. – Да работа у них такая – пугать, – объяснила молчавшая до сих пор Юля. – Помните же? Она встала, сложив пальцы на парте, и, глядя в лицо Тихомирновой, продекламировала: На задворках, за ригами Богатых мужиков, Стоит оно, родимое, Одиннадцать веков... Гриша, дождавшись паузы, подхватил: Под шапкою лохматою – Дубинка-голова. Крестом по ветру треплются Пустые рукава. – Это что такое? – спросила Тихомирнова. – Художественная самодеятельность? – Нет, русская литература, – объяснил Леха, вставая. – Классическая. Может, вы хоть ее знаете. Нет? И продолжил: Старновкой – чистым золотом! – Набит его чекмень. На зависть на великую Соседних деревень... Инна неохотно поднялась и без выражения, но четко как инструкцию, рассказала, медленно переводя прицел сквозь длиннющие ресницы с Никиты на Тихомирнову: Он, огород-то, выпахан, Уж есть и лебеда. И глинка означается, – Да это не беда! Тихомирнова всхлипнула, прикрыла пальцами нос и мощно устремилась к двери, которой попыталась хлопнуть, но успеха добилась не сразу – ручка соскальзывала. Поэтому Никита успел, кротко глядя в широкую спину, с выражением закончить: Не много дел и пугалу... Да разве огород Такое уж сокровище? – Пугался бы народ! Дверь ударила ровно в последний слог. Никита несколько секунд подождал, не крикнет ли Тихомирнова напоследок что-нибудь вроде «Школа закрыта!» или «Вы еще пожалеете!». Вроде полагалось ей по психотипу. Но пет, никаких прощальных лозунгов из коридора не донеслось – только звук тяжелых удаляющихся шагов. Никита вздохнул и спросил: – Геннадий Ильич, вы НТЦ-то предупреждать будете? * * * – Да предупреждай – не предупреждай, толку-то,– с досадой сказал Коротов. – Пять раз предупреждал, умолял, рапорты писал: все по фиг. Нет соляра в полку. – Есть же что-то, – неуверенно поправил старлей Сернашкин по прозвищу Сероводород. – Что-то. Три тонны. Это даже тяжелой технике на зубок, а с легким составом мне чего делать? Лошадей впрягать? Ослиную мочу перегонять? Я уж не говорю про людей, людей я как повезу? – Пешком, – предположил Сернашкин и увял под пристальным взглядом майора. – Пешком? По болотам? В «лифчиках», с полной выкладкой и дурами этими на горбу? Через грунтовку и топи эти – чертова слякоть, когда уже подморозит-то? А потом мне под трибунал за порчу личного состава? Спасибо, перебьемся пока как-нибудь. Сернашкин смотрел на Коротова как промокшая собака. Майор ухмыльнулся: – Не кисни, нормально все. – Что – нормально? – уныло сказал старлей. – Выходим через двадцать часов, а полпарка не на ходу, «Вездесущих» даже пять всего, горючки нет. Это вообще не нормально. – Ну. – А спросят с нас. – Нормально все. «Пусики» возьмем. Сернашкин поморгал. Коротов объяснил: – Ну, «Союз-ПУС». Чудо-платформы эти. Глазки на место верни, выпадут. – Их же запрещено использовать, – сказал Сернашкин, сглотнув. – Кто сказал? – осведомился Коротов. – Все знают. – Товарищ старший лейтенант, вы слышали такое выражение – «приказной порядок»? Порядок бывает только приказным – во всяком случае, у нас. И в армии, и в стране. В российской армии не бывает руководства к действию под названием «все знают». Бывают приказы и распоряжения. Что-то я не помню приказа или распоряжения про запрет на использование платформы универсальной самоходной типа «Союз». – Из округа же звонили, – напомнил Сернашкин. – Тебе звонили? Или мне звонили? Или Михееву? – Н-не знаю... Вы же сами мне говорили: «Команда пошла, политика там какая-то, так что в ангар и на консервацию». – А теперь говорю: расконсервировать, вывести из ангара и приготовить к погрузке. Политика – фигня, главное – маневры, а они как раз и начинаются. – А если Михеев... – А если Михеев, то пускай на себе тащит. Или вон бульоном сегодняшним из столовки тягачи заправляет вместо соляра – там, мой желудок подсказывает, состав похожий. Сернашкин хотел сказать что-то еще, помялся и не сказал. Коротов серьезно объяснил: – Не играй зря. У нас выхода другого нет: боевая задача поставлена, это приказ. Не выполним – не звездами, жопой ответим. А жопа хоть и со ртом, но отвечать плохо умеет. Так что лучше не отвечать, а выполнять приказ. А что звонили – никто и не вспомнит. Слышали звон, как говорится, да не знаем... Ладно, давай подстрахуемся от идиотов. К Гавришенко загляни, у него там стертых баллонов немерено. Попроси штук двадцать. По бортам колеса повесим, как на баржу, и будем считать, что это не «пусики», а колесные тягачи. И все утрутся. Михеев первый, кстати, утрется. Он, конечно, алик, но не дурак же совсем. |