Книга СССР™, страница 52 – Шамиль Идиатуллин

Дашка согласно пробурчала.

Я понял, что сопротивление бесполезно и глупо. Как говорил сто лет назад один медик-литератор, если в первом акте на стене висит ружье, то второй акт должен быть половым. Кончилися танцы, наступил древний анекдот. Коль изнасилования не избежать, следует расслабиться и получать удовольствие. Тем более что Дашка была очень красивой. Очень. Грудь, конечно, не такая, как у Эльки, зато ноги длиннее и коленки модельные, и всегда она мне очень нравилась, и любит вроде по-настоящему, пусть не сердцем, а надпочечниками и яичниками, а Элька обманула, уехала, и даже если приедет, поломанное наново не забинтуешь, и что я из себя целочку строю, будто до Союза не было у меня корпоративных мероприятий на выезде, – так что изменилось-то?

Я отъехал назад, так что Дашка смешно чмокнула губами, задрал ноги, кувыркнулся спиной через подлокотник дивана и быстро попятился к двери, засупониваясь и бормоча что-то про душ, непорядок, извини, честно, сейчас нельзя, вот Элька вернется, будем каждый день адюльтерствовать.

Дашка, приподнявшись на локте, молча смотрела на меня. В полумраке она была уничтожающе красивой.

Я отчеркнул от себя эту красоту захлопнутой дверью, миновал приемную, почти машинально ухватив дежурную куртку с вешалки, и, втолкнувшись в дежурные же сапоги, вывалился в коридор. Припал к стене, несколько раз вдохнул и выдохнул, вделся в куртку, попытался застегнуться, понял, что так дело кончится коренным членовредительством, провел несколько маваши и уро-маваши с обеих ног – затекшие мышцы затрещали, но кровь вроде рассасывалась, правда, куда медленнее, чем я надеялся.

Я опасливо оглянулся на дверь, бросил несколько вертушек с переходом голова-корпус-голова и поспешил к выходу.

Охранника на сей раз не было, но шлифовать дисциплину будем позже, – и вообще не мы, а Сергей Владимирыч, он начальник, Дашкин в том числе, пусть теперь и отдувается по всем фронтам и диванам, хе-хе.

Глупо все вышло – зато взбодрился и повеселел. Поспал опять же.

Только за дверью мне удалось вправиться и упихать всего себя в одежду. Довольно быстро удалось – оно и неудивительно, учитывая, что за бортом свистели честные минус двадцать три. Оттепель, по нашим меркам.

Я поежился и зашаркал к стоянке, приноравливаясь к почти петровскому размеру ботиков, туповато потоптался на пустой, исчерканной снежными языками площадке, вспомнил утренние маневры и направился к подпирающей стенку машине в совсем бойком темпе – у куртки, похоже, садилась батарея.

Верная «единичка» в ожидании меня не скучала: компанию ей составляла «двойка» неизвестного дебила. Компания была тесной, а дебил законченным: он умудрился припарковаться в чистом поле площадью три тысячи квадратных метров таким геометрически безупречным и единственно возможным способом, что наглухо блокировал мою машинку со стороны водительской двери. Еще и боковые зеркала для верности сложил, кретино. Ладошка между машинами пролезала, а вот поджарый и стройный красавчик вроде меня даже в сложенном наконец-то режиме не проходил ни плечом, ни коленкой. И дверца открывалась сантиметра на три максимум.

Залезть через пассажирскую дверь тоже было невозможно благодаря уже мне, ущербному, притиснувшему «единичку» к капитальной стене.

Я запоздало пожалел, что в стране не прижилась кампания всенародного украшения подобных машин неотдираемыми наклейками «паркуюсь как идиот». Существенной роли они бы, наверное, не сыграли, но эстетическое чувство было бы удовлетворено. Тем более что в нашем случае ни на какое иное удовлетворение рассчитывать не приходилось. В Москве, где блокировать ближнего что на ходу, что в отстое считается святым делом, с этим проще: можно постучать по стеклу, сигналка запищит, и через минуту из ближайшего здания вылетит виноватый или агрессивный хозяин, которому можно, соответственно, адресовать упреки или массировать морду. В Париже, говорят, еще проще: там полиция прямо рекомендует на ровной площадке не ставить машины на скорость или ручник, чтобы проще было распихивать слишком близких соседей руками или бамперами.

А у нас с сигнализациями, ровными поверхностями да пока и с личным транспортом было худо, как и с верой в то, что один да хоть пять человек могут отпихнуть водородный экипаж по сугробам на десяток сантиметров.

Я, конечно, постарался (всяко же бывает), быстро убедился, злобно пнул красавца в скат, удержался, чтобы не пнуть в бок.

Ждать водителя «двойки» было бесполезно – судя по сугробам на крыше и капоте, стояла она давно и всем своим видом угрожала простоять еще четырнадцать раз по столько же. Я так долго ждать был не готов.

И пешком домой идти был не готов. Ибо дубак.

И возвращаться в дирекцию ради идентификации дебила или там вызова разъездной машины не мог. Бегать по этажам с криками: «Немедленно разблокируйте мой великий автомобиль!» – было как-то несолидно, но не в этом дело. Я позорно боялся Дашки, которая наверняка поджидала либо в боевом, либо в ироническом настроении, равно мне нелюбезных. Я, между прочим, не исключал, что «двойка» была как раз Дашкина, никого ведь, кроме нее и охранника, в здании вроде не было.

Так что колокольчики-цветочки, трам-тум-ду, а я сегодня на работу не пойду. А я пролезу в «единичку» через зад. Дальше надо придумать про рад или гад, но это потом. Сперва проверим, не примерзла ли задняя дверь. Если примерзла, с нами пребудет великий копец.

Дверь тренькнула и плавно пошла вверх, ссыпая толстые хлопья снега. Ура. Будем жить.

Я прикинул способ наиболее интенсивного пролезания, взошел на задний порог, подбодрил себя призывом не скапливаться в заднем проходе, красиво перемахнул через заднюю же спинку, испуганно застыл оттого, что что-то непоправимо сломалось, нет, просто загремела слетевшая вниз коробка из-под переднего сиденья, – и, естественно, застрял. Нога провалилась между передним сиденьем и рычагом, а ворот накинулся на лампочку, не то на затвор батарейного отсека. Я застыл, нащупывая причину рукой. И тут салон залил по-медицински холодный свет, и кто-то с ехидной вежливостью осведомился:

– Молодой человек, далеко ли полезли?

Сперва блокирован единственной в окрестностях машиной, потом задержан единственным в городе нарядом – воистину везунчик я сегодня. И это не считая почти что изнасилования первой красавицей дирекции.

– Жень, это ты, что ли? Это я, Алик. Меня тут какой-то оптимист зажал, вот и пришлось... – сказал я, нащупывая стопор коробки катализатора, жгутом скрутивший ворот куртки.

– Какой Алик? – строго спросил типичный не-Женя.

– Галиакбар Камалов, ребят. Это я. Это моя машина, – объяснил я, снимаясь с крюка.

– Лицо покажите, пожалуйста.

– Я, может, выеду сперва?

– Лицо покажите. Немедленно.

– О господи. Ну вот, пожалуйста, – сказал я, неуклюже разворачиваясь к свету, весь в клубах пара, как ракета перед стартом. Пощурился несколько секунд и осведомился: – Налюбовались?