Книга Города Красной Ночи, страница 61 – Уильям Сьюард Берроуз

– Конечно.

Я швыряю ему трехфунтового окуня. Он ловит рыбину налету и уходит в дом. Я слышу шлепок рыбы о плоть и еще один звук – не животный и не человеческий.

– Странный народец. Откуда они?

Гай указывает на вечернюю звезду в чистом бледно-зеленом небе.

– С Венеры, – говорит он будничным тоном. – Близнецы не говорят по-английски.

– А ты говоришь по-венериански?

– Достаточно для того, чтобы общаться. Они говорят не ртом. Они говорят всем телом. Очень странное ощущение.

Мы зажигаем лампу, нарезаем филе из двух лососей. Пока рыба готовится, мы с Гаем пьем виски с лимонадом.

Напротив печки стоит откидной стол со складными ножками. Мы усаживаемся, едим молодого лосося, наверное, самую лучшую в мире рыбу для жарки, если вам больше по вкусу тонкий аромат пресноводной рыбы. Мы сидим на крыльце, залитом лунным светом, и смотрим на другой берег.

– Все было бы ничего, если б они оставались там и не лезли в чужие дела, – говорит Стив. – Были бы сами по себе.

– А ты когда-нибудь слышал про оспу, которая была бы сама по себе? – отвечает Гай.

Мальчик спал между нами, легкий, как тень. На рассвете прогремел гром.

– Пора мне двигаться. А то дорогу размоет.

Запах дождя на лошадиной шкуре. Мальчик в желтом дождевике и черной стетсоновской шляпе машет нам рукой и хлещет лошадь, пуская ее рысью. Струи дождя сливаются в серую стену.

Мы делаем кофе и садимся к столу. Сидим так целый час, молчим. Я смотрю на два пустых стула. Это у нас называется: обнулиться. Порыв ветра стучится в дверь. Я открываю. На крыльце стоит мальчик с оранжевыми волосами, тот, из крайнего дома. На нем – дождевик. В руках – маленькая канистра. Он показывает на пятигаллонный бак с керосином в углу на крыльце. Я беру воронку и наполняю его канистру.

– В дом зайдешь? Кофе?

Он входит в дом настороженно, словно какая-то странная, чужеродная кошка, и я ощущаю шок инопланетного контакта. Он кривит губы в улыбке и тычет большим пальцем себе в грудь.

– Пат! – имя вырывается у него откуда-то из живота.

Он рывком распахивает свой плащ. Он совсем голый, за исключением сапог и черной стетсоновской шляпы. У него стоит, член чуть ли не прижимается к животу. Он вдруг становится ярко красным, весь – даже зубы и ногти, демон-олигофрен из какого-то инопланетного ада, кровоточащий, с содранной кожей, беззащитный, покинутый, и все же безрадостный и исполненный боли, как узник, демонстрирующий кандалы, или прокаженный, выставляющий напоказ свои язвы. Мускусный гнилостный запах исходит от его тела и заполняет комнату. Я знаю, он хочет нам что-то сказать и это – единственный доступный ему способ общения.

Мне вспоминаются слова капитана Миссьона.

– Мы даем убежище всем, кто страдает от тирании правительств.

Что за тирания вынудила его оставить родную планету и искать убежища под защитой Правил?

Ближе к вечеру дождь прекратился, и в серых сумерках мы прогулялись к притоку и подстрелили двух лесных голубей на промокшем дереве.

Резкий, тошнотворный запах. Посреди красной, застеленной коврами, комнаты – кусочек земли площадью в шесть квадратных футов, на нем растут странные раздутые растения. Между кусками известняка шныряют сороконожки, и из-под камня высовывается голова совсем уже громадного экземпляра. Я вооружаюсь саблей, и кто-то, кого я не могу разглядеть, подбирает дубинку. Я отбрасываю камень ногой, но сороконожка зарывается глубже в землю, теперь я вижу, какая она огромная, больше трех футов в длину. Она уже у меня под кроватью, и я просыпаюсь с криком. Я понимаю: нужно готовиться к войне, которая, как я думал, давно закончилась.

В Ба’адан мы прибыли около полуночи по местному времени. Освещенный синими дуговыми лампами космопорт забит мусором. Мусорщики бастуют. В Ба’адане всегда кто-то бастует.

Ба’адан кишит разного рода контрабандистами. Шкиперы собираются здесь на ежегодную Капитанскую Вечеринку и вручают золотой кубок «Самому гнусному шкиперу года». Капитан Круп фон Норденхольц возьмет этот приз одной левой. Тут же – копы всех мастей; сговариваются со шкиперами и арестовывают тех, с кем не договорятся о взятке.

Мы подзываем такси.

– Папаша, где тут можно повеселиться?

– Ребята, это вам надо в Фан-Сити. Но сначала не помешало бы запастись пушками.

Он останавливает у светящегося неоном круглосуточного оружейного магазина. Хозяин показывает нам все западные модели: несколько новых, с двойным действием. Эти ружья стреляют зарядом афродизиака, который либо просто вырубает, либо убивает. Попадание в шею или сердце вызывает смерть; в живот, солнечное сплетение и гениталии – отправляет в нокаут.

Одри выбирает тупорылый пистолет 38-го калибра в быстро расстегивающейся кобуре. Пу запихивает за пояс «Дерринджер» 41-го калибра и надевает ремень со «Смитом энд Вессоном» 44-го калибра.

– У этого заряд даже лучше, чем у 45-го.

Фан-Сити расположен на плато, круто обрывающемся к реке, которая разделяет Ба’адан и Йасс-Ваддах. На склоне как бы висит громадная касба [50] – дома соединены мостками, люками и тоннелями – с наибольшей плотностью криминального населения в обитаемой вселенной. Ба’адан вообще побил много рекордов.

Мы заходим в садо-мазо бар «Тугое очко». От посетителей нет отбоя: толпа у стойки – в четыре ряда, все ждут, когда освободятся игральные столы, или поднимаются по широкой лестнице, выстланной красным ковром, в изолированные вешательные. За ними спешат официанты, нагруженные подносами с напитками и ведерками с охлажденным шампанским.

Носить тут принято сапоги и конные краги, зад и лобок – напоказ. На некоторых посетителях – обтягивающие замшевые штаны до середины бедра и рубашки до пупка. Другие полностью обнажены, за исключением сапог, ремня с кобурой и шарфа-удавки. На средней потолочной балке через каждые 10 футов развешаны петли.

Начинается драка, вокруг собираются зрители. Двое парней мутузят друг друга, бьют по лицу – губы разбиты, глаза заплыли, носы сломаны. Один падает, пытается встать и валится на бок.

Победитель нагибается и связывает ему руки шарфом-удавкой. Затем парню цепляют на шею петлю и вздергивают. Он кончает, забрызгав семенем весь бар. Бармен вытирает все тряпкой для стаканов.

К нам приближается старый петушок, затянутый в корсет. Он решил настрелять ребят для повешения на выпускном балу своей дочери. Его выбор останавливается на Пу, который, заметив, как тот подошел, кладет руку на свой «Дерринджер».