Книга Десять сигм, страница 24 – Пол Мелкоу

— Боже мой! — завидев нас, всполошилась Матушка Рэдд и велела нести Кэндис в лабораторию. Профессиональные интонации в ее голосе нас немного смутили; мы вспомнили, что в бытность квартетом Матушка Рэдд работала врачом. Оставшееся трио специализировалось на экологии. Думаю, она не забыла медицину, хоть и лишилась четверти самой себя. — Кладите ее на стол. Принесите остальных.

Когда мы вернулись со следующей троицей, Матушка Рэдд уже приступила к обследованию: уровень гормонов, анализ крови, генная карта. Когда мы принесли последнего из семерки, Матушка Рэдд разговаривала по видеофону с доктором Томасином.

— В генной карте отклонения от нормы. Похоже, она ввела себе генномодифицирующие препараты, причем всего неделю назад. В результате — шок, почечная недостаточность и припадки. Возможно, деградация общей памяти. Я вызвала «скорую».

— Зачем она это сделала? — На лице доктора Томасина было написано изумление.

Он нас обманывает.

Не знаю, с чего вдруг мне в голову пришла эта мысль, тем не менее все тут же с ней согласились. Теперь это казалось очевидным, хотя до сих пор никто из нас даже не подозревал его в неискренности. У нас хорошо развита интуиция.

— Буду у вас через полчаса.

— Интересно, как мог врач Кэндис не знать, что она манипулирует своим геномом? Ей нездоровилось все лето. — Меда произнесла это тихо, но так, чтобы услышала Матушка Рэдд.

Одна из них обернулась и посмотрела на нас. Наши взгляды встретились, и она едва заметно кивнула.

— «Скорая» уже здесь. — Она обращалась к доктору Томасину. — Мы едем в больницу графства.

— Я вас там встречу, — ответил он и отключил связь.

— Ждите меня дома, — обернулась к нам Матушка Рэдд.

— Но…

— Останетесь тут.

Мы подчинились и, чтобы как-то убить время, стали искать информацию о юридических и медицинских последствиях манипуляции с генами после рождения ребенка. Да, в нашем обществе детей создавали искусственно. Однако после формирования индивидуум — то есть кластер — считался неприкосновенным. Доктор Томасин, создавший Кэндис, по каким-то причинам, ведомым ему одному, продолжал изменять ее, совершенствуя свое творение.

Это неправильно.

Тут у нас не было никаких сомнений.

Прилетевшую неотложку Матушка Рэдд направила в больницу при Институте, а не в центральную больницу графства.

В конце концов Матушка Рэдд сжалилась над нами и посадила к себе в аэрокар, следовавший за неотложкой в больницу. Она не позволила нам управлять машиной, хотя мы прошли полный курс обучения, а наши рефлексы в десять раз лучше, чем ее.

Мы ждали в приемной, пока она совещалась с врачами из Института. В больнице при Институте мы бывали редко; в этом году в одном из вспомогательных зданий у нас проводился урок анатомии. Большинство дисциплин, которые нам преподавали, имели отношение к науке и технике, а болели мы достаточно редко и почти со всеми болезнями справлялись самостоятельно.

Несмотря на поздний час, спать совсем не хотелось. Мы все время связывались с отделением, где лежала Кэндис, чтобы узнать, как она.

Без изменений.

Мануэль смотрел в окно на погруженные в темноту здания. Институт выглядел безлюдным, и я сомневалась, что в городке вообще кто-то есть — а если и есть, то уж точно не студенты и скорее всего не преподаватели. Осенний семестр начнется только через три недели.

Хлопнула дверь. Обернувшись, мы увидели, что с лестничной площадки выскакивает доктор Томасин. Он не стал дожидаться лифта и преодолел шесть пролетов пешком.

Не сговариваясь, мы собрались за спиной Строма — это наша оборонительная позиция.

— Я думал, вы везете ее в больницу графства. — Томасин удивленно смотрел на нас.

— Мы знаем, что вы натворили. И Матушка Рэдд знает, — заявила Меда.

— О чем вы?

Теперь, когда мы не сомневались, что Томасин лжет, уличить его не составляло труда.

— Все лето вы модифицировали ДНК Кэндис. Вы едва не убили ее.

— Согласен, у нее кое-какие проблемы с ДНК. Но я ничего не модифицировал. Где она? — Он попытался обойти нас, и мы снова преградили ему путь. — Прочь с дороги, мелюзга!

— Мы не мелюзга. Мы человеческие существа, и у нас есть права — как и у Кэндис. Только вам наплевать, правда?

В первое мгновение мне показалось, что он бросится на нас, и я почувствовала, как Стром прикидывает разные варианты защиты и нападения. В эту секунду мы представляли собой матрицу вероятности, которая охватывала все мыслимые возможности дальнейшего развития событий.

— Тебе лучше уйти, Джорджи. — На пороге палаты Кэндис стояла Матушка Рэдд.

— Мне нужно увидеть ее!

— Нет.

— Я лишь пытался сделать ее совершенной, как вы не понимаете?

— Понимаю.

— На мне лежит ответственность перед будущим, — продолжал он. Нам необходимо стать жизнеспособным видом. Мы дошли до предела. Мы на грани вымирания и я просто обязан спасти нас!

— В твои обязанности не входит спасать человечество ценой жизни Кэндис, — возразила Матушка Рэдд.

— Вы отвечали за Кэндис, — вставили мы. — И не справились.

Нас вдруг пронзило осознание ответственности — за друзей, за себя самих, за наших уток. Привязанности и ответственность неразделимы.

— Я хотел, чтобы мое создание было не хуже тебя. — Доктор Томасин внимательно разглядывал нас.

— У вас получилось.

Он выдержал наш взгляд, и мы почувствовали запах его мыслей. Через мгновение доктор Томасин кивнул и отвернулся.

После того как Кэндис вышла из больницы, мы виделись всего один раз. Она приехала на ферму, и мы показали ей утиный кластер: сто пятьдесят семь уток образовали единый организм. Мы сказали Кэндис, что собираемся опубликовать статью и хотим указать ее в качестве соавтора.

— Нет, спасибо. Моей заслуги тут нет.

Мы смущенно кивнули. В результате последней генетической модификации она лишилась почти всей общей памяти — это напрочь вылетело у нас из головы.

— Чем ты теперь собираешься заняться?

— Наверное, пойду в медицинский. Многие предметы придется изучать с самого начала. Мне должно понравиться.

— Отличная идея. У тебя получится.

Ее интерфейс обнялась с Медой, и Кэндис отправилась собирать вещи. На посадочной площадке мы еще раз попрощались — все испытывали неловкость. Мы оставили Кэндис свой адрес, только мне почему-то кажется, что она не будет писать. Вряд ли ей вообще захочется вспоминать нынешнее лето.

Проводив взглядом взмывший в небо аэрокар, мы повернули к дому.