Онлайн книга «Дальше ваш билет недействителен»
|
Я поздоровался с миссис Вилельм, поговорил с ее мужем, обменялся обычными любезностями с несколькими знакомыми, уклонился от попытки втянуть меня в политическую дискуссию… — Ренье, а я вас повсюду ищу уже три дня! Я узнал скорее акцент, чем голос: Джим Дули. Он стоял на фоне зелени: загорелое лицо и завитки волос римского патриция с мраморного бюста, рубашка распахнута на атлетической груди, а под руку с ним то, что принято называть «роскошное созданье», с тех пор как слово «богиня» оставило свои перья и орхидеи у Дюма-сына. Я попытался опознать ее, опасаясь очередной звезды. У нее было личико, сошедшее прямо с рекламного плаката, однако я был не в состоянии сказать, шла ли там речь о кино, продуктах питания или косметическом креме. — Вы, конечно, знакомы… Он избегал произносить ее имя: она была слишком знаменита, чтобы нуждаться в этом. — Ну конечно… — Мы встречались в прошлом году, в Каннах, — сказала она. Уже несколько лет ноги моей не было в Каннах, но какое это имеет значение. Джим Дули обнял ее за талию. — Это моя невеста, — заявил он. — Вот как? Мои поздравления… Появился поднос, и Дули взял бокал с оранжадом. — Я больше не пью спиртного, — сообщил он. — Надо уметь выбирать, старина, верно? Нельзя сражаться сразу на всех фронтах. Алкоголь с некоторого возраста снижает показатели… — О, мистер Дули, — ввернула девица, — уж вам-то опасаться нечего. — Для перепихона, дорогая, нет ничего хуже, чем алкоголь. Я закрыл глаза: нет, это не жаргон, это акцент… — Так что предпочитаю отказаться от спиртного… Похоже, он напрочь забыл свои признания в «Гритти». Говорят: «врет как дышит». Но Дули врал, чтобы дышать. Только глаза продолжали кричать правду о его страхах. — Извините меня, darling, нам надо поговорить о делах… — О, конечно… До скорого, месье… — Она заколебалась. — Ренье, — подсказал я. — Была очень рада… Она протянула мне руку, сохраняя какой-то момент свою позу — бледно-голубое платьице, берет, розовое боа, — и удалилась, слегка откинувшись назад, рука на бедре. Дули мрачно проводил ее взглядом, потом обернулся ко мне: — Что это за шлюха? Я еле пришел в себя. — Но… как я понял, это ваша невеста? — Да нет же, черт, я так всегда говорю, чтобы сделать людям приятное… — Послушайте, Дули, где вы учили французский? — В Жансон-де-Сайи. А в чем дело, он отвратен? — Нет, напротив, но это так забавно, с вашим акцентом… — Нельзя иметь все сразу, приятель. Надо же что-нибудь оставить французам. Девица вернулась: — Вы не отвезете меня, Джим? Я отослала свою машину… Дули посмотрел на нее тяжелым суровым взглядом: — Скажи-ка, милочка… Мой друг не хочет верить, что прошлой ночью я три раза занимался с тобой любовью… Это правда или я хвастаюсь? Девица, казалось, была сбита с толку, покраснела, затем храбро улыбнулась: — Правда. — Ладно. Спасибо. Очень мило. А как ты тут оказалась? Тебя кто-нибудь из слуг привел, чтобы ты завязала полезные знакомства? Теперь слезы были у нее в глазах. И, несмотря на юность, вид у нее был жалкий — такой вид умеют принимать одни старики. — Отвечай, киска. Это пустяки. Каждый крутится как может. Мы никому не скажем. — Бросьте, Дули. — Она хочет подняться классом повыше, понимаете, в том-то все и дерьмо… Но он действительно бросил пить. Это была жестокость, и она бросалась в глаза. — Думаю, мы строим себе иллюзии, старина, — сказал я ему. — Ни «рабочий класс», ни разнузданные орды с Востока не положат конец нашим проблемам. Не надо рассчитывать ни на какую внешнюю помощь. Эту работу нам придется сделать самим. Может, государственный военный переворот? — French talk [12] , — сказал Дули. Девица вынула носовой платок из своей сумочки и тщательно вытирала уголки глаз, чтобы не испортить макияж. — Мой друг работает у одного кулинара и… Он предложил провести меня сюда… Я так часто видела ваше фото в газетах, мистер Дули… С Мариной Пюньи. Ее голос осекся. Однако она была одета, причесана и накрашена согласно лучшим рекламным рекомендациям. Это и в самом деле было несправедливо. — Мой друг делал сюда поставки и… — Дули порылся в своем бумажнике. — Я не хочу от вас денег, месье Дули, — заявила маленькая француженка. — Я всего лишь даю тебе свою карточку, — возразил Дули. — Я знаю, тут дело не экономическое. Это социальное. Ты не шлюха. Загляни ко мне. Тебя как зовут? — Маривона. Он обнял ее за плечи: — Не горюй, Маривона. Все хотят местечко под солнцем. Это называется социальный рост. Загляни ко мне. Я тебе подсоблю. Беги давай, глупышка. Девица просияла: — О, спасибо, месье Дули. — И не прибавляй фамилию людей к «месье» и «мадам», когда к ним обращаешься. Отдает простонародьем. — Вот как? Я не знала. — Да, это тебя сразу выдает. Он поглядел ей вслед поверх своего стакана с оранжадом: — Подумать только, как готовое платье ломает социальные барьеры, вы не находите, Ренье? — Хм. — Значит, по-прежнему в дерьме? — Не знаю, Дули, что вы называете «быть в дерьме». Дерьмо штука субъективная. У каждого — свое. — Почему вы отказываетесь от предложения Кляйндинста? Он вам предлагает семьсот миллионов и восемь тысяч акций СОПАРа. Не так уж плохо. — А почему вас так интересует мое положение? Он подмигнул: — Из-за Омаха-Бич и партизанства… — Cut out the shit [13] . Почему? — Потому что я хочу, чтобы вы продали Кляйндинсту и взяли восемь тысяч его акций. — Его последнее предложение — триста миллионов и восемь тысяч акций. Это неприемлемо. — Соглашайтесь. — Джим, я знаю, что вы человек очень сильный и трезвый… в деловом плане… Он хохотнул: — Я вам слишком много наболтал в Венеции… Продавайте. Я вам гарантирую разницу между тем, что дает Кляйндинст, и ценой ваших акций по самому высокому курсу семьдесят четвертого. По самому высокому. А они упали в цене на шестьдесят восемь процентов. Это твердое предложение. Но вы мне уступите восемь тысяч Кляйндинстовых акций. — Я начал понимать. — И заткнетесь. Никому ни слова, даже вашему сыну. |