Онлайн книга «Пляска Чингиз-Хаима»
|
— Ну как ты не понимаешь, Флориан? Это было слишком поспешно. С ними всегда все в спешке, торопливо. Я даже не успела взволноваться. — Ну что ж, дорогая, придется продолжать. Настанет новая весна. — Ты знаешь, я уже не верю. Флориан… — Да, дорогая. — Мне правда очень хочется умереть. — Не стоит, дорогая, торопиться. Поглядим, что будет дальше. Мы же не исчерпали еще всех их возможностей. Не будем отступать. Вспомни, что сказала великая императрица Мессалина. «Чтобы начать, вовсе не обязательно надеяться, и вовсе не обязательно добиться успеха, чтобы не отступать». И Бог свидетель, святая эта женщина знала, что говорила. Нам пора, дорогая. Уже поздно. А нам предстоит дорога. — Посмотри, Флориан. Какой-то господин все время следует за нами. Я тоже увидел его. Нет, он неисправим! Я счастлив, что и на этот раз он выкрутился. Мне хочется встать, пойти ему навстречу, помочь, но у меня нет сил, я даже не знаю, сколько времени я лежу тут, у подножия памятника ему посреди площади, где когда-то было Варшавское гетто, в котором он родился. Я слышу голоса, кто-то держит меня за руку, конечно, жена, у нее такая детская рука. — Расступитесь, дайте ему дышать… — Явно это сердце… — Ой, он уже приходит в себя, он улыбается… Сейчас он откроет глаза… — Наверно, у него кто-то погиб в гетто… — Пани, а что ваш муж… Ну, он… — Я умоляла его не возвращаться сюда… — Он кого-то потерял в гетто? — Да. — Кого? — Весь мир. — Как это — весь мир? — Мамочка, а этот пан, которому стало плохо, кто он? — Это не пан, деточка, это писатель… — Прошу вас, расступитесь… — Пани, вы полагаете, что в результате этого опыта он подарит нам книгу о… — Please, Romain, for Christ's sake, don't say things like that… [41] — Он что-то пробормотал… — Kurwa mac! [42] — Romain, please! — А мы и не знали, что ваш муж говорит на языке Мицкевича… — Он получил классическое образование здесь, в гетто. — А! Мы не знали, что он еврей… — Он не еврей. Я слышу их, распознаю голоса. Через секунду я открою глаза и больше никогда его не увижу. Но пока что вижу совершенно отчетливо: вот он передо мной, на том самом месте, где совсем недавно были только кровь, мгла, дым. Бедняга Хаим, он не слишком хорошо выглядит. У него опять были цорес, он чудовищно изможден, весь в ранах, под глазом фонарь, они уже успели напялить на него венец, и вид у него совершенно одуревший в этом терновом венце, который он даже не пытается больше срывать, но тем не менее он, как всегда, здесь, мазлтов! Неуничтожимый, бессмертный Хаим, он согнулся, но держится на ногах и все так же упрямо сопровождает Лили, влача на спине свой огромный Крест. — Флориан, смотри, какой-то господин следует за нами. Флориан обернулся, бросил на него рассеянный взгляд. — Это всего лишь твой еврей, дорогая. Все тот же. Этому пройдохе опять удалось вывернуться. Но тут уж я бессилен. Он вечен. Идем, дорогая. Он безвреден и никому не мешает. Варшава, 1966 |