Онлайн книга «Сальмонельщики с планеты Порно»
|
Краснолицый, похоже, отличался особым пристрастием к выпивке, часто вставал и подливал мне. По закону вежливости я наполнял его чашку, он её выпивал и снова протягивал мне. — Что же вы не пьёте? Не нравится? — Ну что вы! Напиток просто замечательный. — Вот именно! Местная марка. Называется «Утренняя обезьяна». Прошёл час, другой. Голоса вокруг звучали всё громче. Я выпил уже три бутылочки «Утренней обезьяны» и порядочно захмелел. — Ну, давай ещё! — предложил краснолицый, подходя, чтобы в очередной раз наполнить мою чашку. — Извините, меня что-то развезло, — сказал я, — Если мне ещё, я под стол свалюсь. И дальше уже никуда не поеду. Можно стакан воды? Краснолицый обернулся. — Эй, принесите гостю чего-нибудь холодненького! — Сейчас! Пробегавшая мимо Оцуки спрыгнула на земляной пол и, перескочив через рельсы фуникулёра, бросилась на кухню. Достала из большого холодильника бутылку кока-колы и принесла мне. — Ты уедешь отсюда, когда выйдешь замуж? — спросил я, сделав глоток. Оцуки смотрела на меня без малейшего смущения, с каким-то безразличием. — Наверное. Хотя здесь большинство девушек выходят за парней из Кабаньего или Оленьего Леса. Иногда парни из других деревень сюда переселяются, а бывает, здесь, в Медвежьем Лесу, друг на друге женятся. Её позвали, она отошла от меня, чтобы налить кому-то спиртного. Все другие женщины были в короткополых кимоно, и лишь Оцуки в джинсах и свитере. Ночь тянулась медленно, работы у женщин стало меньше, и они начали по очереди уединяться с детьми в углу помоста, чтобы вздремнуть. Две девушки заснули, выглянув ноги в мою сторону. Всякий раз, как они ворочались во сне, моему взору открывались молочной белизны ляжки. Я не знал, куда спрятать глаза. Мужчины принялись в такт бить в ладоши. — Ну? Кто петь будет? — обратился с призывом сияющий староста. — А танцевать? — подхватил бородач. — Я! Я буду! — Краснолицый встал и вышел на середину. Все покатились со смеху. Видно, он был здесь очень популярной личностью. Краснолицый окинул меня взглядом и громко провозгласил: — Сегодня для нашего гостя — песня Медвежьего Леса! Последовал взрыв эмоций. Оцуки и другие женщины опустились на деревянный настил и, прижав к животу подносы, смеялись во весь голос. «Смешная песня, наверное», — подумал я и начал хлопать в ладоши вместе со всеми. Краснолицый пустился в необычный, затейливый танец. И запел чистым, проникновенным голосом: Нандзёрэ Куманоки! Кандзёрэ Сисиноки! Ноккэ Ноттарака, Хоккэ Хоттарака, Токкэ То-то-то-то-то! — и мужчины, и женщины — корчились на полу от смеха. Даже спавшие в углу девушки и дети проснулись. Краснолицый вернулся на своё место под бурные аплодисменты. Все опять захлопали в ладоши. — Кто следующий? — Ещё давайте! Похоже, они хотели продолжать песню Медвежьего Леса. На середину вышел бородач. — Ну, теперь моя очередь! Одного этого оказалось достаточно, чтобы вызвать новую волну хохота. Бородач стал танцевать немного в иной манере, чем краснолицый. Низким сильным голосом он затянул: Нандзёрэ Куманоки! Кандзёрэ Сисиноки! Ёккэ Ёггарака, Оккэ Отгарака, Коккэ Ко-ко-ко-ко-ко! Это было так смешно, что я тоже схватился за живот. Мужчины и даже женщины согнулись пополам от хохота, по щекам текли слёзы. Дети катались по полу, дрыгая ногами в воздухе. Песня звучала фальшиво и крайне несуразно, и танец был ей под стать — абсурдный до предела, будто из другого мира. Фигура исполнителя значения не имела — выступление каждого сопровождалось приступами безудержного веселья. Звучало «Нандзёрэ Куманоки!», и танцор дугой выгибался вправо, изображая высокую гору. С «Кандзёрэ Сисиноки!» такая же гора возникала с левой стороны. Потом следовал прыжок вправо, и танцор, принимая позу, застывал на месте. Ещё один прыжок, влево — и та же самая поза. В заключение танцор поднимал одну ногу, корчил самую смешную гримасу и начинал скакать как курица. — Следующий! Кто следующий? Наконец смех утих, и люди снова стали бить в ладоши. Наступало что-то вроде всеобщего помешательства. Я чувствовал, что меня тоже затягивает в этот водоворот, и бил в ладоши изо всех сил. На «сцене» появился лёгонький добродушный старичок. Внешностью он походил на старосту деревни, хотя вид у него был не такой осанистый. Последовал новый всплеск веселья. Женщины и дети, хлопая в такт, радостно визжали. Видно, дедушка пользовался у них особой популярностью. Выставляя напоказ смахивающие на засохшее дерево руки и ноги, он танцевал очень ловко, хрипло распевая: Нандзёрэ Куманоки! Кандзёрэ Сисиноки! Соккэ Соттарака, Моккэ Моттарака, Доккэ До-до-до-до-до! Некоторые зрители, обхватив грудь руками, задыхались от хохота. У других сделались судороги, третьи попадали на пол. Шум стоял такой, что большой дом, казалось, сейчас развалится. У меня из глаз катились слёзы, от накатывавшего волнами смеха немела голова. Рукоплескания возобновились. — Кто следующий?! Кто следующий?! — Так дело пойдёт — мы тут всё в пух и прах разнесём! — По очереди, по очереди! Машинист прошёлся из своего угла в центр помоста. Один его вид был настолько комичен, что женщины буквально зашлись в истерике. Настоящий шут! Меня уже трясло, и где-то в дальнем уголке сознания смутно мелькнула мысль: если этот комик будет танцевать, как и другие, я могу просто-напросто умереть, а не умру — так свихнусь от смеха. Машинист начал свой танец, голося на безумно-пронзительной ноте: Нандзёрэ Куманоки! Кандзёрэ Сисиноки! Куккэ Куттарака, Дзоккэ Дзоттарака Поккэ По-по-по-по-по! Я повалился на пол, давясь от смеха. Некоторые женщины, не в силах больше выносить это зрелище, спрыгнули с платформы на земляной пол, бросились к плите и, согнувшись в три погибели, пытались перевести дух. Дальше настал черёд паренька, сидевшего рядом с машинистом. Подбадриваемый непрекращающимися аплодисментами, он робко потопал в центр круга. Шло к тому, что петь и танцевать друг за другом придётся всем. Я хлопал в такт вместе со всеми и думал, нужно ли и мне участвовать в этом представлении. Если да, то следующей была моя очередь. |