Книга Эгипет, страница 56 – Джон Краули

— Дело-то будет непростое, — сказал он.

В душе у Роузи начало подниматься какое-то странное чувство обманутого ожидания; не для того она с таким трудом вынудила себя пойти на все это, чтобы в итоге все кончилось фуком, ничем, чтобы нарваться на очередную проповедь, призыв к терпению; не может такого быть. Она скрестила руки на груди, чувствуя, что закипает.

Алан отшвырнул карандаш в сторону.

— Не поймите меня неправильно, — сказал он. — Я вовсе не хочу сказать, что проблемы ваши банальны, или что-то в этом роде, или что через три недели вы радикально измените точку зрения на происходящее. Но дело в том, что развод «без обвинения», о котором мы с вами только что говорили, — даже если вы решите, что единственным выходом для вас является развод, — так вот развод «без обвинения» возможен только при полном взаимном согласии сторон. В вашем же случае я не вижу достаточных оснований надеяться на гладкий ход дела.

— Почему?

— А потому. Потому что развод «без обвинения» строится следующим образом: вы оба являетесь в суд и заявляете: Мы согласны с тем, что наш брак неудачен. А если один из вас с этим не соглашается, тогда — ну что ж.

— Что тогда?

— Тогда вы начинаете все сначала, по прежней схеме развода. Вам придется выдвигать обвинение против вашего партнера для того, чтобы добиться развода, а для этого нужны веские основания.

— Н-да, — сказала Роузи.

— Нужна причина, — сказал Алан. — Вам понадобится причина для развода, причем веская.

Взгляд у него по-прежнему был темный, темный и скорбный; и Роузи опустила глаза.

— Как вы считаете, у вас есть такого рода основания?

Роузи кивнула.

— Какие, если не секрет? — спросил Алан.

— Супружеская измена, — ответила она.

Эрлу Сакробоско возвращение Пирса было как маслом по сердцу прямо как маслом и прямо по сердцу (его собственное выражение), — и как раз к началу семестра.

Он ни на минуту в Пирсе не усомнился, сказал он, и неизменно имел его в виду при составлении учебного плана на следующий год; он потирал руки, он ухмылялся, так, словно собственной персоной отловил Пирса и живым и безоружным — доставил сюда, на жесткий стул перед собственным столом.

Тот контракт, который Пирсу предложили по весне, был теперь пересмотрен, с некоторым (незначительным) повышением оклада, впрочем подсластили пилюлю даже не сахаром, а сахарином, поскольку надбавка должна была по большей части возвращаться в закрома Барнабас-колледжа, посредством более высоких (также оговоренных в контракте) процентов по взятым ранее кредитам. Нужно было выплатить своеобразную пеню и за проявленное весной неповиновение: Пирсу пришлось выступить с речью, причем Эрл не возражал против того, чтобы речь получилась довольно пространной, на тему о причинах, которые побудили его вернуться в лоно альма-матер. Что ж, понемногу он пришел к пониманию того (сказал Пирс), каким скоропалительным было его решение оставить должность и колледж, в которые было вложено столько времени и сил; у него было время подумать (кающийся рецидивист перед комиссией по условно-досрочному освобождению), и по здравом размышлении ему стало ясно, что Барнабас вполне заслуживает куда более преданного отношения с его стороны, пусть даже открывающиеся здесь перспективы и кажутся иногда довольно туманными, а путь к ним — неблизким. Он старался говорить по возможности кратко но ситуация требовала обстоятельности, а на душе скребли кошки. Ему не нужно было объяснять истинных причин своего возвращения; герцог прекрасно знал, что Пирсу было просто некуда больше податься, и он достаточно прозрачно намекнул, что понимает ситуацию именно так.

Далее высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению (герцог откашлялся и перешел прямо к делу) что вместо своего претенциозного спецкурса, который был недавно отвергнут Советом по учебной нагрузке, Пирс возьмет два дополнительных курса по Факторам Коммуникации, то есть, проще говоря, будет учить малограмотных первокурсников читать и писать.

— Вернемся, так сказать, к основам, — сказал Сакробоско. Он перестал носить парик, что само по себе было неплохо, хотя только теперь Пирс понял, почему Эрл так упорно цеплялся за него все эти годы: его обширная лысина была сплошь покрыта грязновато-серым пушком, с крохотным завитком черных волос на лбу — как мазнули сажей кающегося грешника в Пепельную Среду.

— Лично мне ваш курс был весьма небезынтересен, — сказал Сакробоско, щелкнув кнопкой шариковой ручки и выдвинув стержень. — Но уж больно высокие требования он предъявляет к слушателям. Для аспирантов бы — в самый раз. Боюсь, в одном мне придется согласиться с Советом на все сто процентов: вы просто не наберете достаточного количества студенческих заявок.

— Курс и задумывался как экспериментальный, — сказал Пирс.

Он свесил между колен мосластые руки и вертел под столом пальцами; ему хотелось поскорее отсюда уйти.

— У нас уже и без того сложилась репутация школы для чудиков, где дают степень, которой потом невозможно найти сколь-нибудь внятного практического применения. Желающих получать образование становится все меньше, а плата за обучение — все выше. Приходится следить за тем, чтобы пища, которой мы здесь кормим, шла студентам впрок.

— Азбука, чистописание, дважды два четыре сказал Пирс.

— Дойдем и до этого, — кивнул Эрл. — Что поделаешь, новая эра высшего образования.

В тот же день, после обеда (на душе у него было так себе, с тех пор, как она сто лет тому назад, во времена воистину незапамятные, дала ему отставку, он говорил с ней разве что время от времени, да и то через губу), Пирс набрал номер литературного агентства «Астра» и спросил Джулию Розенгартен.

Странно, подумал он, как одно-единственное, давно знакомое имя может занять столько места в глотке; на долю секунды ему показалось, что он так и не сможет вытолкнуть его наружу.

— Боюсь, что она уже уехала, в отпуск, — произнес в трубке голос, ужасно похожий на голос Джулии. — Недели примерно на три.

Значит, дела у нее идут прекрасно — или вовсе не идут.

— Видите ли, меня зовут Пирс Моффет, и мы с Джулией…

— Боже мой, Пирс.

— Джулия?

— Нет, я правда уже в отпуске. Ой, мамочки! Честное слово, я лечу, опаздываю на поезд.

— Ну, что ж…

— Я как раз села в машину и собралась тронуться с места. Нет, правда.

В решающие моменты на нее иногда страшно было смотреть; он знал, какое у нее сейчас лицо, — слава богу, не раз и не два видел воочию.

— Не хотелось бы тебя задерживать, — сказал он. — Но, видишь ли, есть одно дело, которое мне нужно было бы с тобой обговорить.

— А что такое?

— Да мысль у меня появилась. Насчет книги.