
Онлайн книга «Любовь и сон»
— Например… — Ну, мужчинам предлагают недельные курсы повышения чувствительности. Или вот еще — семинары по самоуважению и переориентации для женщин, которые снова хотят начать работать. — Ибо плакать — мужчинам, работать — женам, — блеснул цитатой Пирс. [479] — Это и в самом деле важно, — сказала она так, будто хотела сказать «не важно». Важно, не важно. [480] — А еще есть специальный проект лечения. — Чего? — Этим занялась одна группа, — ответила Роз. Глаза ее смотрели в никуда: Пирс научился ловить такие моменты, но понять их не мог; казалось, иногда в них отражается другой мужчина, прошедший краями ее мыслей, — как-то связанный с тем, о чем она говорила. — Нетрадиционные методы. Хотя по сравнению с терапией — как раз более традиционные. — Таких методов много. Пирс представил астрологическую медицину, изменение настроений с помощью солярианских растений, музыки и цвета, по методу Фичино. [481] Да нет, конечно, что-то другое. — Сначала возникла идея. Потом она сузилась. Все заинтересовались одним человеком. Христианином. Он уже дважды возвращался. — Он целитель? Что, христианская наука? Излечение верой? — Ну, так не скажу, — ответила она. — Меня к этому всему не привлекали. Думаю, дело в том, что нужно быть христианином. Он лечит, как Иисус. То есть он говорит, что нужно быть христианином. — Чтобы лечить или лечиться? — А кто его знает. — Она пристально посмотрела на Пирса. — Ты такое можешь? — Нет, — ответил он. — И даже вылечиться бы не смог. — Он скрутил папиросу и продолжил: — Меня воспитывали католиком. Это вроде прививки. После этого каким-то иным христианином уже не станешь. Иммунитет против других верований, что ли. — Магия, — сказала она. — Ты что, не веришь в магию? Он втянул дым и выдохнул его в каком-то мистическом спокойствии. — Нет. — Но ты же думаешь, что магические методы работают. Он не ответил. Роз провела пальцем по краю стакана с вином — прозвенел призрачный вскрик. — Если ты хоть сколько-нибудь знаешь о магии, — сказала она, — то рано или поздно поддашься искушению и попробуешь. Если бы только я знала о ней побольше, я бы точно попробовала. — Правда? — А может, пойти к тебе в ученицы. Ты бы научил меня всему, что знаешь. — Ты можешь, — ответил он, — сидеть у моих ног. Она разглядывала его, покачивая головой — на миг в одну сторону, на миг в другую, на губах — слабая улыбка, как будто (подумал Пирс) она сначала прислушалась к словам доброго ангела на правом плече, а потом к словам злого, на левом, но выбирать не хотела. — Учеба будет долгой, — сказал он. — И жутко трудной. — Но ты же знаешь, — сказала она. Он задумался. Он мог бы ответить, что не знает. В некотором смысле он и не знал. Она ждала. Чувствуя, что ступает в незнакомые темные воды, он сказал: — Маг творит, что ему угодно, поскольку знает внутренние законы вещей. Он знает то, что влияет на все сущее, — то есть прежде всего звезды, ну, планеты, великие силы, которые управляют нами и делают нас тем, что мы есть. Он смог бы только взглянуть на меня и сразу сказать, что моя планета — Сатурн. К примеру. Под знаком Сатурна. — Как? — Знаки. Эманации. Запахи. Я в этом не очень… — Но ты же не знаешь, кто я, Моффет. Он взглянул на нее открыто, без всякой иронии, и на миг она замолчала. Все, что он знал о ней, Пирс уловил не с помощью оккультных наук, а благодаря чувствительности меланхолика, уловившей кое-что в словах Роузи Расмуссен. Любая магия — это иллюзия. — Благодаря своему восприятию, — продолжил Пирс, — маг знает, какие образы он должен спроецировать, чтобы подчинить желанную душу. — Образы? — Созданные им магические картины. Образы власти, которые дают ему внутреннюю силу. Талисманы. Хм. — Их используют, чтобы управлять душами других людей. — Он потушил папиросу. — Они называются «узы». Оковы, которые сковал маг, именуются «цепями», vinculo. — Но как можно спроецировать эти картины? — сказала она. Приподняла руки и выстрелила из пальцев энергией, будто киношный колдун. — Ну, не знаю, как они это делали. Не думаю, чтоб это сильно отличалось от того, что мы делаем постоянно. Когда мы о чем-то думаем, обязательно возникают образы, но силы в них нет, если нас они не волнуют. А что волнует сильнее всего? Любовь. Эротическая власть, эротическая энергия, желание. Один маг сказал: Любовь — это магия, магия — это любовь. Джордано Бруно. [482] Он верил, что, дабы наделить наши образы жизнью и силой, нужно создавать их с любовью. — Но он же не имел в виду… — Еще как имел. Любовь, то есть любовь — та самая эротическая энергия, которая может приковать кого угодно к кому угодно, к любому объекту желания. — Любовь, — сказала она. — Из-за нее мир вертится, — сказал он. — Но мы же все занимаемся ею постоянно. — Разница в том, что маг делает это сознательно. Сознательно вызывает в себе эротическую энергию, дабы вдохнуть жизнь в образы, которые помогут ему опутать других. — Холодно как-то звучит. — Холодная любовь. Но внутри она горяча. И опасна к тому же. Мастер должен любой ценой избежать того, чтобы оказаться в оковах у собственных образов — жарких, сильных. Она внимательно слушала его, а может быть, подумал Пирс, а может быть, и нет. |