Книга Любовь и сон, страница 147 – Джон Краули

— Обычно в таких случаях всегда ищешь причину извне. Если у Сэм был скачок температуры, скажем, от гриппа или воспаления уха, то можно было бы сказать, что у нее, вероятно, просто лихорадочный приступ.

Он улыбнулся Сэм — она все еще обижалась.

— Такие приступы на фоне высокой температуры у детей бывают часто. Обычно корни наследственные. На самом деле беспокоиться не о чем. Когда дети вырастают, все проходит.

На это Роузи не ответила: «Хорошо». Она ждала еще чего-то.

— Но я не вижу никаких возможных причин лихорадки. Поэтому, мне кажется, лихорадку вызвала мозговая активность. Иногда такое случается. Иными словами, приступ вызвал лихорадку, а не наоборот.

Вдруг Сэм отошла от мамы и встала рядом с доктором Боком, глядя ясными глазами в его большое лицо. Он обнял девочку за плечо.

— Вы говорите — «приступ», — пробормотала Роузи. — Но вы же не хотите сказать, что у нее. Что у нее вроде эпилепсии.

— Ну, сейчас мы особо не используем этот термин. Есть много типов припадков. Это сбивает людей с толку. — Он смотрел на нее с мрачной, отстраненной и безжалостной добротой идола. — Но вообще — да, это можно назвать эпилепсией.

Вот оно что. Роузи так и знала: это отсюда шла на нее странная темнота, надвигавшаяся, как туча; темнота шла из будущего, из этой минуты, из страны тьмы, куда Роузи неведомо для себя направлялась, и вот она прибыла, и страна эта бесконечна.

— Я расскажу вам в общих чертах, — сказал доктор Бок, — что может ждать вас и Сэм, но не думаю, что вы запомните все, и потом, когда захотите, мы к этому вернемся. Хорошо?

Позже, когда Роузи вспоминалась та ночь — а вспоминалась она часто, — в памяти возникали эти слова доктора, и Роузи удивлялась: отчего он решил, что она не запомнит. С нее всё стерли, как с доски, и доктор записал будущее — для нее и Сэм; она не поняла все в его речи о приступах, а что ей представлялось в эти минуты, было так же трудно вспомнить, как и пересказать кому-то, будто страшный сон; но она не забыла ни слова, даже хотя и пыталась.

— Итак, — сказал он. — Сейчас я пропишу Сэм успокоительное, пробный курс, на шесть месяцев. Возможно, приступ больше никогда не повторится. Если так — считайте, нам повезло. И тогда курс повторять не будем. Может быть.

Сэм непонятно отчего села на стул около доктора Бока и положила голову ему на колени. Роузи казалось, она не сможет заговорить; плотная тьма накрыла ее и сдавила горло.

— Успокоительное? — переспросила она.

— Фенобарбитал, — ответил доктор Бок, поглаживая кудряшки Сэм.

— Господи.

— В очень небольших дозах.

И что теперь. Она должна не только вынести это, но и что-то сказать, что-то сделать. Сперва она думала, что не сможет, но последствия представить страшно, и она решилась.

— Это невозможно, — сказала она, чувствуя, как подступают слезы.

Доктор поднял на нее глаза, свет отражался от очков и не давал увидеть его взгляд.

— Роузи, — сказал он. — Мы не хотим нового приступа. Не хотим. Я уже говорил, что повторения могут быть, в общем, безопасны. Наверное, таких случаев даже большинство. Но далеко не все.

— Ну как же, — сказала Роузи, — я не могу давать трехлетнему ребенку фенобарбитал.

— В этом нет ничего страшного, — ответил доктор Бок.

— Ну да, — сказала Роузи. — В этом должно быть что-то страшное. Должно.

Сколько она еще выстоит под занесенным мечом? Почему доктор не отступит?

— Послушайте, Роузи, — произнес он. — Я выпишу вам рецепт. Завтра отведу вас к неврологу, он с вами поговорит. Но я уверен, что он скажет то же самое.

— Можно подождать, пока я с ним не поговорю?

— Я бы не советовал ждать. Я хочу, чтобы вы поняли.

— Хорошо, — ответила Роузи. — Я слышу, — добавила она. Маленькая хитрость Майка, которой тот научился в группе и часто использовал на ней самой, когда должен был что-то ответить.

Доктор взвесил утомленную Сэм, что-то подсчитал, выписал на листке рецепт и объяснил, как принимать препарат.

— Утром, как только проснется, — сказал он.

Она посмотрела на длинный листок бумаги. Изящный мелкий почерк, странный для такой большой мужской руки. Эликсир фенобарбитала.

Билет в преисподнюю. Она аккуратно сложила рецепт и положила в сумку. И только закрыв за собой дверцу машины, дала волю слезам. Держала Сэм на руках, смотрела, как в кабинете доктора Бока гаснет свет.

Доктор Бок сказал, что она не больна, что ей не требуется особого лечения, но как не тревожиться каждую минуту — словно Сэм превратилась в стеклянную зверушку; Роузи всегда терпеть не могла эти чудовищно хрупкие штучки. Она поднялась с дочерью на руках по ступенькам и уложила ее в постель, стараясь не трясти из боязни, что приступ может повториться, внезапный, как выстрел.

В средней школе в ее классе училась девочка, подверженная приступам. Роузи помнила ее, загадочно-красивую: она тоже занималась балетом, потому только Роузи ее и запомнила. Сама Роузи приступов никогда не видела, но разговоры ходили. Иногда девочка засыпала за партой. Это все фенобарбитал, теперь-то Роузи понимала, что же еще. Бледная, волосы темные; учитель аккуратно будил ее, тоже, наверное, опасаясь приступа.

Она слушала ровное дыхание Сэм.

А что, если она ошибалась, — если она будет все делать по-своему, а Сэм станет хуже? Лежа в кровати, опершись на локти в глубокой темноте, она просила совета. Может, ей просто следовать предписанию врача.

Она не могла.

Ровное дыхание. Выдох, минутная пауза, вдох; Роузи вошла в ритм, задерживая дыхание каждый раз, как затихала Сэм.

Она снова опустилась на подушку.

Однажды во время ее беременности Майк пришел домой и сказал, что у него был долгий тяжелый день, он думал о различных трудностях, с которыми, возможно, придется столкнуться, они, возможно, потребуют жертв и дополнительных обязательств, и, возможно, будет очень тяжело, просто ужасные убытки будут; он весь день прокручивал это в голове, представил со всей ясностью и почувствовал, что наконец-то готов ко всему. Ей этого никогда не удавалось; даже мысли о возможных последствиях она держала на расстоянии, зато с благоговением и признательностью думала о Майке: и как только он знает, от чего сможет оказаться, а что взвалит на себя; но вот когда возможно вероятно, скорее всего, и стряслось что-то из его списка, — где же Майк теперь.

Она не хотела, чтобы он был здесь, нет, правда не хотела; даже мысленно пожелать этого — все равно что обратиться в истинную веру на смертном одре: выше ее сил. Но пусть кто-нибудь окажется рядом. Кто-нибудь, кто-нибудь, и пусть скажет, что она права, что она все решила правильно, неправильно, что она дура, что надо подождать — нет, ни в коем случае. Кто-нибудь.