Онлайн книга «Любовь и сон»
|
Теперь уже все в зале поняли, к чему он вел. Освободившись от оков вежливой беседы, подобно тому как в своей речи Бруно освободился от земных оков, ученые повскакивали со своих мест, улюлюкая и выкрикивая оскорбления. Эпикуреец! Демокритово отродье! [253] Схоласт! Чиркуло! Чиркумференчия! [254] И латынь у него песья! Диксон почти ничего не видел и не слышал. Ласки вскочил со своего почетного места и зажал уши руками. Ученые все ближе подступали к помосту, забрасывая Бруно вопросами: «Если земля движется среди звезд и сама является звездой, то значит, либо земля не подвержена скверне и тлению, либо и прочие звезды также являют собой сферы, подвластные разрушающему действию времени. Есть ли совершенство в вашей вселенной?» «Вселенная совершенна, это единая, неделимая, бесконечная монада, а в этой монаде совершается бесконечное количество совершенных изменений». «Но но но. Если нет кристаллических сфер, несущих планеты, что же заставляет их двигаться по кругу?» «Движение по кругу — результат их выбора. А сейчас вернемся к тезису doctissimus magister… [255] » Но кресло было пустым. Ректор Линкольна (видимо, ожидавший смятения) покинул зал. «Досточтимый доктор Джон Андерхилл, — сказал доктор Ди, теребя бороду, чтобы не улыбаться. — Я немного с ним знаком». «Свинья», — ответил Бруно. [256] «А вы, господин доктор? — Князь Аласко, повернув свою большую голову, почтительно обратился к Джону Ди, сидевшему в другом конце комнаты. — Каковы ваши взгляды, если принять во внимание суждения моего земляка, каноника Коперника?» «Я читал его книгу, — осторожно ответил доктор Ди. — Он нашел объяснение наблюдаемому. Лучше, чем это сделал Птолемей, последователь Аристотеля». «Значит, вы согласны», — сказал Бруно, улыбаясь своей беспокойной улыбкой, такой же (думал Диксон), какой он улыбался университетским мужам. Доктор Ди помедлил с ответом. Атмосфера становилась напряженной. На этом же пункте оксфордская толпа восстала, потеряв всякое терпение. Гости затихли в ожидании. «Я согласен с тем, что касается движения». «Тогда вы должны согласиться, что теория Аристотеля о материи неверна. Если Коперник прав, то земля — это звезда, подобная другим звездам Венере Марсу Юпитеру Сатурну, которые вместе с землей движутся вокруг Солнца. А значит, они состоят из сходной материи. Аристотель же, как его трактуют, с этим не согласен. И здесь Коперник опроверг Аристотеля». «Но сам Коперник такого не говорил». «Коперник не понимал, что пишет. Он создал новые небеса. Должна быть и новая земля». Филип Сидни улыбнулся, скрестив руки: «Поэты взбунтуются. Ибо звезды должны вращаться, солнце — вставать и садиться, чтобы поэты могли слагать стихи. Их рифмы не подстроятся под все эти новшества». «Ну, тогда пусть присоединяются к этим педантам из Оксфорда. Истина может дать поэзии больше, чем заблуждение». «Сэр, — сказал Ласки. — Я присутствовал на диспуте. Должен признаться, что мне непонятны и ваши доводы, и то, какое отношение они имеют к материи, и почему вас освистали». «Коперник, — не задумываясь ответил Бруно, — неизвестен в этой стране, сэр; здешние люди не готовы пролить свет на его скрытые истины. А доктора, некогда знавшие больше, чем он, издавна процветавшие в Оксфорде, ныне презираемы, их могилы осквернены, а останки разбросаны. Этими любителями наводить глянец на речные камушки, это их рук дело». Могучий дух пробудился в сем человеке: он рвется из тела, чувствовал доктор Ди, и воздух в комнате дрожит, и гости в замешательстве. Он заметил, так мягко, как только мог: «Вас это может удивить, сэр, но и здесь люди кричат на улицах о системе Коперника». Итальянец повернулся к нему: на миг показалось, что это не человек, а молния. Потом он стал прежним. «Да», — не отступая, сказал доктор Ди, удивленный, но не обеспокоенный. Спокойно и осторожно, будто приближаясь к норовистой лошади, он подошел к итальянцу и коснулся его руки. «Кричат на улицах, — продолжал он. — О Копернике написано в альманахе моего друга мастера Леонарда Диггса. [257] Не хотите ли почитать? Вас заинтересует. У меня он есть, найду за минуту. Вы читаете по-английски?» Бруно перевел взгляд на английских лордов и быстро отвел глаза. «Не слишком хорошо. Нет, не читаю. Но этот господин мог бы помочь мне». Он имел в виду Диксона, который с готовностью сделал шаг вперед. С позволения Бруно Ди повел их обоих в угол комнаты, где груды томов и libelli, [258] переплетенных и без переплетов, готовые обрушиться в любую минуту, лежали на полках и сосновом столе. «Составлять много книг — конца не будет», [259] — процитировал доктор. Он зашелестел книгами в поисках нужной, приподнял крышку сундука, и Бруно мельком увидел рукописи, в которых слова были выведены старым готическим шрифтом; взял с полки книгу, придержав рукой остальные, попытавшиеся последовать за товаркой. Потрепанная, зачитанная книжечка. |