
Онлайн книга «Дэмономания»
Когда стемнело, они продолжили. В его маленьком домике они были наедине друг с другом и с одной-единственной темой: любой разговор неизбежно возвращался к ней. Его работа, ее занятия. Новости. Жизнь на земле. Ни о чем уже нельзя было говорить, как прежде. Когда заведение Вэл закрывалось, завсегдатаи перебирались в «Песочницу» по дороге в Каскадию; войдя туда, Роз и Пирс увидели за дальним столиком саму Вэл и Роузи Расмуссен. На небольшом возвышении безобразно-шумный ансамбль играл такую музыку, которая, на вкус Пирса, скорее убивала и без того скудные достоинства заведения, чем подкрепляла их, но за нее хоть не надо было платить. Он заказал скотч, Роз — кока-колу. — Ты хотел власти, — сказала она. — Ты получил ее. Я ее тоже хочу. Для себя. — Нет, — сказал он, краснея и волнуясь, потому что он и вправду пытался получить власть, хотя лишь над ней и ее духом, получить то, чего хватило бы — на какое-то время, — чтобы притвориться, что он действительно обладает властью. — Вовсе нет. — Разве ты не думал, что умеешь делать что-то «магическое»? — Она обозначила кавычки, помахав в воздухе четырьмя согнутыми пальцами. — Ты же говорил. Мы пробовали. Или ты просто… — Признаю, — сказал он, — я кое-что совершал. Было такое. Иногда я воображал, что способен, ну, летать, поднимать тяжести, притягивать предметы, — и припоминал, что когда-то в прошлом разок-другой, а может, и много раз мне такое удавалось, а значит, если я все сделаю правильно, если поверю в то, что знаю, то все снова получится. — Так. — Ну и получалось. Очень легко. — И? — А потом я просыпался. — Он начал скручивать сигарету. — Во сне, — продолжал он, — я могу дотянуться ртом до собственного члена. Меня это всякий раз удивляет. Каждый раз думаю: блин, а я-то считал, что только во сне так умею. — Ой, господи, Пирс. Она подняла голову, слегка улыбнулась проходившему мимо человеку; пальцы чуть потрепетали в воздухе. — Это кто был? — Так, один парень. — Откуда ты его знаешь? — Не помню. Жахнул ансамбль, взревел певец. Вниз, вниз, вниз в горящий круг огня. {310}Вскоре Пирс обнаружил, что опять перевел разговор на Бога, Библию и Четыре Последних. — Смерть. Суд Божий. Рай и ад. Так нас учили. — Он сделал глоток. — Я так понимаю, Чистилища для тебя не существует. — А я никогда не понимала, что это такое. — Все примерно как здесь. И не навсегда. А в конце концов — или рай, уготованный тебе, или ад. — Послушай, — перебила она. Глаза ее бегали по залу; она что-то искала, что-то хотела сделать для Пирса, что-то сказать. — Что ж, — сказал он и отхлебнул. — По крайней мере, получишь удовольствие от того, что я проклят. — Что?! Да никогда! Даже если бы… — Конечно получишь. Это доказал святой Фома. Созерцание мучений проклятых грешников будет там, в раю, одним из величайших наслаждений. {311} — Господи, какая мерзкая, жуткая идея. Насквозь католическая. Он как-то по-волчьи рассмеялся и ответил ей: нет-нет, это простая логика; теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно {312}, и, возможно, сочувствуем мучениям грешников, потому что вполне можем представить себя на их месте; они такие же несчастные раздолбай, как мы, и обречены на вечные мучения. Вечные. Но тогда мы узрим в этом совершенное воплощение Божьего правосудия, шуйцу Его мощи, десница же — Милосердие, чьих благ удостоены мы, спасенные. Лишний повод восславить Его. — Глупости, Пирс, — сказала она, оглядывая себя, стол, кресло. — Не знаю, почему ты в этом так упорствуешь. — Так ведь ты меня отправляешь именно туда. Меня ждут там, сама знаешь где. — Он подтолкнул к ней сигареты, которые она явно искала. — Окончательная расплата, Роз. Последнее отвержение. — Ну бога ради… — А что? — продолжал Пирс. — Так и будет. Если все остальное правда. Ведь так? Так ведь, а? Рот ее приоткрылся, словно она хотела что-то сказать, глаза перестали бегать и остановились на нем. Но она молчала. — Ну скажи, Роз, — говорил он. — Вспомни. Parhesia. Открытость, откровенность. Тогда она открыла рот и заговорила, и лицо ее стало спокойным: речь потоком хлынула из нее, слова она проговаривала четко и разборчиво, но они не походили ни на что: какое-то заклинание, или проклятье, или. То, что ей не принадлежит, но использует ее, чтобы прозвучать. Это длилось секунду-другую; сотрясло воздух и стихло. Он уставился на нее в страхе: — Роз. — Что? — спросила она. — Ты это делала. — Что делала? — Говорила на ином языке. Вот только что. В ее мозге или душе установили психический блок, который срабатывает, когда ее допрашивают или искушают слишком сильно. Он слыхал о таком. — Ты открыла рот и сказала какую-то бессмыслицу. — Ну ни фига себе, — ответила она и засмеялась. — Нет, я серьезно, это было. Было. Взяла и сказала. — Да нет же. Ты что думаешь, я это не контролирую? Он не знал. Не мог ручаться. Он знал только то, что видел и слышал. — Ну, так что же ты сказала? — спросил он. — Это просто так не накатывает, — сказала она. — Все бывает иначе. Это совсем не… Он ожидал слова «магия», но она закончила фразу иначе: — Это совсем не просто. Это очень, очень трудно. Не то что — «да, Господи, как скажешь», нисходит Дух, а дальше по накатанному. Над этим работать надо. Ежедневно, ежечасно. И я работаю. — Она смотрела в землю и, кажется, напряженно размышляла. Потом встряхнула лед в кока-коле. — Работаю. Роз подняла взгляд на то, что приближалось к нему сзади, и он повернулся, чтобы встретить это лицом к лицу, что бы там ни было. За его спиной стояла Роузи Расмуссен. — Хочу отчитаться, чем все кончилось, — сказала она. — Привет, Роз. — Ага, — произнес Пирс. Он оттянул сдавивший вдруг горло воротник рубашки, понимая в то же время, что этот жест он видел у тысячи комических персонажей, попавших в безвыходное положение; что же случилось-то, что. — Ну, вы, девчата, знакомы. — Конечно, — ответила Роузи. Она оперлась на стол обеими руками и мило улыбнулась Роз. — Еще бы. — Ну и, — сказал Пирс, — так как там, как… — А ничего, — сказала Роузи. — Ничего нового. Ничего не нашли. — Это… — Наверное, хорошо. В смысле, лучше, чем самое плохое, — ну, если бы обнаружилась опухоль или еще что-нибудь. Выходит, это, скорее всего, что-то… слово забыла. Такое, у которого нет причины. Похоже на «идиотическое». |