
Онлайн книга «Роман лорда Байрона»
Будь Бонапарт героем Ватерлоо, Примером стойкости считался б он; Теперь, когда ему не повезло, Он прозвищем упрямца заклеймен. Но кто нам скажет — что добро? что зло? Я, право, озадачен и смущен! («Дон-Жуан», 14, ХС) В «Дон-Жуане» Байрон не упустил случая вновь поиздеваться над славой Веллингтона, победителя при Ватерлоо (8, XLVIII–XLIX). Али не «поразил тысячи» и уж тем более не «десятки тысяч»… — «Саул поразил тысячи, а Давид — десятки тысяч» (1 Цар. 21:11; ср. 1 Цар. 18:7). Гимнософисты — «голые мудрецы» Индии, с которыми, по преданию, беседовал Александр Македонский. Али… пересек Рейн — взошел на Альпы — видел Лавину… но, поскольку среди этих картин оставался самим собой, не отдаваясь им Душой, то не обрел чаемого спокойствия. - О Рейн, река обилья и цветенья, Источник жизни для своей страны! Ты нес бы вечно ей благословенье, Когда б не ведал человек войны, И, никогда никем не сметены, Твои дары цвели, напоминая, Что знали рай земли твоей сыны. И я бы думал: ты посланник рая, Когда б ты Летой был… Но ты река другая. Хоть сотни раз кипела здесь война, Но слава битв и жертвы их забыты. По грудам тел, по крови шла она, Но где они? Твоей волною смыты. Твои долины зеленью повиты, В тебе сияет синий небосклон, И все же нет от прошлого защиты, Его, как страшный, неотвязный сон, Не смоет даже Рейн, хоть чист и светел он. В раздумье дальше странник мой идет, Глядит на рощи, на холмы, долины. Уже весна свой празднует приход, Уже от этой радостной картины Разгладились на лбу его морщины. Кого ж не тронет зрелище красот? И то и дело, пусть на миг единый, Хотя не сбросил он душевный гнет, В глазах безрадостных улыбка вдруг мелькнет. . Но мимо, мимо! Вот громады Альп, Природы грандиозные соборы; Гигантский пик — как в небе снежный скальп; И, как на трон, воссев на эти горы, Блистает Вечность, устрашая взоры. Там край лавин, их громовой исход, Там для души бескрайные просторы, И там земля штурмует небосвод. А что же человек? Чего он, жалкий, ждет? . Замечу кстати: бегство от людей — Не ненависть еще и не презренье. Нет, это бегство в глубь души своей, Чтоб не засохли корни в небреженье Среди толпы, где в бредовом круженье — Заразы общей жертвы с юных лет — Свое мы поздно видим вырожденье, Где сеем зло, чтоб злом ответил свет, И где царит война, но победивших нет. («Чайлъд-Гаролъд», 3, L–LII, LXII, LXIX) См. также дневник Байрона с описанием путешествия по Альпам в сентябре 1816 г. Тиресий — «Среди фиванцев находился прорицатель Тиресий, сын Эвера и нимфы Харикло… Гесиод сообщает, что Тиресий некогда увидел у Килленской горы спаривающихся змей: он ударил их и превратился из мужчины в женщину. В другой раз он вновь подстерег этих же самых змей, когда они спаривались, и к нему вернулся прежний облик. Это и было причиной, что в возникшем между Зевсом и Герой споре о том, женщины или мужчины испытывают большее любовное наслаждение, они избрали судьей Тиресия. Он ответил, что если исчислять общее наслаждение в десять частей, то только одна часть выпадает на долю мужчин, а остальные девять — на долю женщин. За это Гера его ослепила, а Зевс одарил способностью прорицания. Тиресий также получил и долголетие» (Аполлодор. «Мифологическая библиотека», III, VI, 7; пер. В. Боруховича). Любовь — довольно сложное явленье; В ней толком разобраться не сумел И сам Тиресий, знавший, без сомненья, Полов обоих горестный удел. Нас чувственность сближает на мгновенье, Но чувство держит нас в плену. Предел Несчастья — в их сращенъе: не годится Сему кентавру на спину садиться. («Дон-Жуан», 14, LXXIII) …рассказы о воинственных женщинах, восходящие, насколько мне известно, к Гесиоду… — Амазонки упоминаются у Гомера, Геродота, Эсхила — но не у Гесиода. …они станут «ужасом земли». — Ср. в трагедии Шелли «Ченчи»: «Умрет без покаянья, без прощенья, / Мятежницей пред Богом и отцом; / Ее останки выбросят собакам, / И имя будет ужасом земли» (акт IV, сц. I, пер. К. Бальмонта). Обычно считается, что… приверженцы ислама избегают крепких напитков, предпочитая трубку и Мальчиков, тогда как мы неравнодушны к бутылке и Девицам… — Это мнение Байрон высказал в письме к Генри Друри (3 мая 1810 г.), прибавив: «Турки — разумный народ». Празднество началось на закате… - На берегу огни со всех сторон, Гостей обходят чаши круговые [130] . И кажется, чудесный видит сон, Тому, кто видит это все впервые. Еще краснеют небеса ночные, Но игры начинать уже пора. И паликары [131] , сабли сняв кривые И за руки берясь, вокруг костра Заводят хоровод и пляшут до утра. Поодаль стоя, Чайльд без раздраженья Следил за веселящейся толпой. Не оскорбляли вкуса их движенья, И не было вульгарности тупой Во всем, что видел он перед собой. На смуглых лицах пламя грозно рдело, Спадали космы черною волной, Глаза пылали сумрачно и смело, И все, что было здесь, кричало, выло, пело. («Чайльд-Гарольд», 2, LXXI–LXXII) …о чем говорят они, лежа рядом на холодном полу Пещеры и держа друг друга за руки? - И вот стезей уединенной Пришли к пещере отдаленной… — в ней укрываются Селим и Зулейка, герои написанной в 1813 г. поэмы «Абидосская невеста» (2, VII; пер. И. Козлова). Они полагали друг друга единокровными братом и сестрой — и не могли сознаться в любви, большей, чем родственная, — но оказались двоюродными: |