Книга Проект "Миссури", страница 105 – Яна Дубинянская

— Будет гроза, — сообщила Анька.

— Думаешь?

— А ты посмотри на небо. Вон там.

Я повернул голову: действительно, над островерхими крышами старого города небо нависало свинцом, контрастно подсвеченное солнцем с ясно-голубой половины у нас над головами. Ну, это еще не факт. Спокойно может пройти стороной. Посмотрел в даль, туда, где за мостом река разливалась двумя рукавами вокруг длинного острова. Люблю открытые пространства. Когда много воздуха.

— Тебя совсем не видно в институте, — заговорила Анька. — Чем занимаешься?

— Да вот пытаюсь заседать по библиотекам. — Я улыбнулся. — С переменным успехом, как видишь. Защита на носу, а я, по большому счету, еще и не брался. А так — работаю. Ничего интересного. Рутина.

— В компании твоего отца?

Все всё про меня знают. Раньше это раздражало, а теперь привык. И к тому, что и на работе, и в институте я прохожу как Багалий-младший, папенькин сынок, мажор, — тоже.

— Пока да. Накапливаю опыт работы. Все-таки крупное предприятие, и если есть возможность изучить изнутри все его механизмы, было бы глупо отказываться. В качестве первой ступеньки карьеры вполне нормально, а там получу диплом и подумаю, куда податься дальше. — Тут я спохватился: оправдываюсь, не иначе. — А ты?

Гроссман слушала очень внимательно. Как будто я выкладывал ей в высшей степени полезную информацию. Встрепенулась:

— Я? Я в «Молодежном мониторинге». Это студенческая общественная организация под осенние выборы. Сейчас готовим базу, а в июле начнем работать. Будем отслеживать предвыборные стратегии партий, методы пиара, освещение в прессе, социологические исследования. Сами, наверное, проведем опрос общественного мнения по нескольким параметрам… В общем, у меня масса идей.

— И кто это финансирует?

Анька поморщилась:

— Партия власти, конечно. Но это не важно! Важно, как ты говоришь, изучить все эти механизмы. Практически изнутри. Тогда на президентских я уже смогу работать в чьем-нибудь штабе. — Она смутилась, явно выдавая сокровенное: — Или, может быть, даже возглавить.

Я подумал, что некоторые — а конкретно Алина Орлинская — возглавляют предвыборный штаб какой-то там партии зеленых или голубых уже сейчас. Но промолчал. Тем более что Гроссман наверняка об этом знает.

Она шла пружинисто и широко, постепенно набирая скорость — естественно, в кроссовках и джинсах! — тогда как я с утра был в офисе, а мой отец запрещает сотрудникам одеваться хоть немного демократичнее посольского протокола. Так что теперь туфли жали, галстук болтался из стороны в сторону, а пиджак я снова расстегнул: ветер стих, и начало ощутимо парить.

Запахло грозой. Анька опять взглянула на небо, а я поискал глазами что-то похожее на укрытие. На нашей набережной в этом плане рассчитывать не на что, а до желтого маяка буквы «М» впереди, символизировавшей «Макдоналдс», оставалось не меньше километра. А кто его знает, может, и успеем.

— А я не хочу лезть в политику, — с некоторым опозданием поддержал я разговор. — Политика — это…

— Грязное дело? — ехидно подсказала Гроссман.

— Да ну тебя, я не о том. Просто в политике очень большой элемент случайности. Того, что не просчитывается заранее. И поэтому слишком многое зависит не от опыта работы в каких-то там штабах, а… — Я замялся. Пожалуй, не стоило с ней это обсуждать.

— От абсолютного тропизма. Да?

И тут полило. Без предупредительных капель, сплошной стеной.

Я схватил Гроссман за руку и сорвался с места — поставить мировой рекорд по бегу на длинную дистанцию, не иначе. Затормозил, снял пиджак — вроде бы еще не промок насквозь — и набросил на голову Аньке. Она не стала возражать, сгребла в кулак лацканы под подбородком, и мы рванули дальше. И я не сразу сообразил, что это она теперь куда-то меня тянет, увлекая за собой.

Ливень хлестал так, что я почти ничего не видел. Мы сбежали вниз по коротенькой лесенке, ведущей на нижний ярус набережной, к самой воде. Пару шагов по инерции, а потом меня дернули назад, к стене. Въехал ладонью в шершавый бетон. И понял, что над головой стало сухо.

— Здорово, скажи? Обожаю грозу!

Смаргивая с ресниц дождинки, я осмотрелся. Мы с Анькой поместились в неглубокой нише под аркой, возле впаянных в бетон чугунных колец от якорных цепей. Буквально в полуметре обрушивалась на плиты набережной стена дождя, за которой река просвечивала смутно, ее можно было принять и за луг, и за дорогу. Нет, ну надо же! Мне бы ни за что не догадаться здесь спрятаться. Да, наверное, абсолютный тропизм. Он самый.

Мы стояли вплотную: если бы Гроссман отступила хоть на шаг в сторону, ей пришлось бы пригнуться — как и мне самому. Обернулась ко мне лицом, смеясь и хлопая круглыми глазами почти без ресниц; так непривычно, когда девушка смотрит на тебя в упор по горизонтали. В моем пиджаке, съехавшем с макушки на плечи, она была похожа на мокрого страуса.

Вдруг перестала смеяться. Опустила глаза:

— Андрей…

Я улыбнулся.

Я всегда улыбаюсь, когда чувствую, что должен что-то сказать или сделать, но не знаю, что именно. Улыбка — это удобно. Она заменяет все.

— Смотри, дождик вроде бы редеет, — сказала Анька. — Давай короткими перебежками в «Макдоналдс». Не знаю, как ты, а я жутко проголодалась.

— Я понимаю, Багалий, что вам ничего не стоит написать диплом за две последние ночи перед защитой. И что вы скорее всего собираетесь так и сделать. Но. Не. Советую.

Я, конечно, улыбнулся:

— Александр Вениаминович, да я уже почти половину списка литературы проработал. И вступление у меня почти готово.

— «Почти». Вот именно.

На кафедре толклась куча народу: какие-то лаборантки, секретарши, методисты и тому подобное. В преддверии первого выпуска МИИСУРО все будто взбесились. Такое впечатление, что штатных сотрудников тут больше, чем студентов; и где они раньше скрывались?.. Так или иначе, серьезно (и в то же время будто между делом) переговорить с Вениаминычем сегодня опять не удастся. И это плохо. Время поджимает.

— Если у вас нет вопросов, можете идти. Предмета для конкретного разговора. Я. Не. Вижу. Надеюсь, что к следующему разу. Появится. Было бы жаль. Портить. Вам. Диплом. — Мой руководитель честно, но без особого энтузиазма отрабатывал имидж «зверя». — Вы же круглый отличник, Багалий?

— Вроде бы. — Я улыбнулся еще шире.

— Желаю успеха.

Тут у меня засигналила мобила; извинившись, я выудил ее из кармана, однако выходить из битком набитого помещения кафедры не стал. Оставалась надежда, что я был у Вениаминыча последним пунктом сегодняшней программы и когда он соберется уходить, можно будет сделать вид, что нам по пути.

— Алло?

— Ты не забыл? — не здороваясь, спросил мой отец. — В шесть. В пять ты должен быть дома: принять душ, побриться, переодеться к ужину.