Книга Сад камней, страница 10 – Яна Дубинянская

Как они бедствовали, вы себе не представляете! Аня нигде не работала, пособие на ребенка платили мизерное, а ее родители — там отдельная драматическая история, вам же не очень интересно? Тогда не будем терять нить. Я ей помогала, чем могла, отправляла посылки раз в два месяца, в основном продукты из Петиного сухого пайка: в те времена, вы их, конечно, не застали, милая, был страшный дефицит, но военных-то хорошо снабжали.

Мариша была непростой ребенок. Какие ей ставили в детстве диагнозы, это ужасно, не представляю себе, как Аня вынесла. Но потом ничего, вроде бы переросла. Пошла в обычную школу, нормально, по возрасту, еще и училась на отлично, а в старших классах решила поступать на режиссера и двинула на золотую медаль. При всех нервных расстройствах там всегда был железный характер: если что-нибудь вбила в голову, оно у нее будет, хоть бы мир перевернулся. Полная противоположность Ане, та никогда не была уверена, можно ли ей чего-то, заслужила ли — бедная девочка, не знаю, кто ж ее так обидел… А Маришечку с самого младенчества очень любили. Вернее, Аня и любила — за двоих, за десятерых, за всех. Вот и выросла.

Как ее все отговаривали от этого кино! И Аня, и классная руководительница, и в комсомоле, и я писала от своего и Петиного имени. Не женская ведь профессия совершенно! А вы напрасно морщитесь, детка. Если у вас есть этот новомодный диктофон и даже умненькая головка на плечах, это еще не значит, что вам не понадобится настоящий мужчина. Когда мы с Петей поженились, я была на четвертом курсе в Нархозе, шла на красный диплом. И тут назначение на Северный флот — вы думаете, я колебалась хотя бы минуту? Женщина должна уметь приносить жертвы. Нет-нет, я не отвлекаюсь, я именно о ней, о Марине. Боюсь, она жертвовать чем-либо так и не научилась. Все беды в жизни от этого, вы записывайте, записывайте, подумаете потом на досуге…

Не видела я ее фильмов. Да что вы, какой принцип, просто я люблю другое кино, понятное, чувствительное, про любовь, ничего не поделаешь, у меня старомодные вкусы. Недавно показывали по телевизору документальный фильм, запрещенный в свое время, о какой-то там войне. Я потому и не переключила, что зацепилась за ее имя в титрах. Но это же ужас, это невозможно смотреть вообще!..

Извините. Больше я вам, наверное, ничего не смогу рассказать. После Аниной смерти я совершенно потеряла Марину из виду, да, пожалуй, и раньше, в последние годы Аня очень редко мне писала и довольно сухо. Сейчас люди вообще не пишут друг другу писем, не шлют посылок, открыток к праздникам…

Знаете, Петя присылал мне открытку из каждого порта, куда они заходили на стоянку. С местным видом: получалось, как будто мы путешествуем вместе. Тридцать шесть лет!..

Пожалуйста, не верьте, если вам будут рассказывать. Мало ли что он делал у нее в комнате, может быть, зашел соли попросить по-соседски… Инфаркт — это же так внезапно, у Пети много лет было больное сердце. Кромешный ужас, не дай вам Бог пережить. Он все годы смотрел только на меня одну…

О Марише все, извините. Всего доброго, милая. Не забудьте ваш диктофон.

* * *

— Здесь летняя кухня. Вы можете сами себе готовить, если я уйду в лес и не будет никого. Газовый баллон видите? Вон тот краник поворачиваете до упора, а маленький вентиль вверх, и можно включать плиту. Газа много, Отс на той неделе новый баллон поставил. А вся посуда тут.

— Ты часто уходишь в лес?

Глянула удивленно:

— Грибы же сейчас. И орехи. Осенью все в лесу.

— Про всех поподробнее. Много у вас тут живет людей?

— Не-а. Когда Каменки жили, то было много, шумели все время и дрались, мальчишки же. Но они в город уехали. Вон за той крышей, видите, острая — их половина. Вы туда не ходите, а то вернутся и скажут, что у них украли чего-то. А теперь только мы.

— Ты, Иллэ и Отс?

— Да. Здесь у нас баня. Если надо будет, скажите Отсу, он затопит. А так мы ее по субботам топим всегда. Кроме лета, летом-то можно в пруду.

— Купаться?

— Ага. Только там пиявки, но я не боюсь. Иллэ говорит, от пиявок сила. Ты им кровь, они тебе силу. Но она не всегда говорит правильно, потому что старенькая уже.

— Я думала, она вообще не разговаривает. Она твоя бабушка?

— Иллэ?

Таша приостановилась, посмотрела на меня, свела тонкие бровки над терновыми глазами, как если б услышала неожиданный, требующий осмысления вопрос. Пожала плечами. Двинула дальше по лабиринту хаотичных строений и пристроек. Я шла за ней, в ногу, в такт, стараясь запоминать, фиксировать, развешивать внутренние маячки. Я буду здесь жить. А значит, рано или поздно все освою и пойму.

— Тут зимняя кухня и подпол. Если надо яйца, или соленье, или еще что-то такое, можно лезть, только осторожно, там лестница старая, запросто полететь. Отс обещает новую сколотить, но он не успевает все.

— А Отс тебе кто? — уловила в ее глазах все то же непонятное непонимающее выражение и срочно переформулировала: — Он муж Иллэ? Или сын?

— Сын.

Ответ прозвучал, как отзвук, как эхо, и его разумная однозначность осталась под вопросом. Подумалось: может, она плохо воспринимает на слух наш язык, и тут же с опозданием изумило противоположное, а именно ее свободное щебетание без малейшей запинки или неправильности. Но акцент был, вернее, не акцент даже, а интонация странноватая, нездешняя. Хотя что я знаю о здешних местах?..

— Таша, а для чего такие высокие корзины?

— Для полестья. Но можно и катышь собирать.

Кивнула:

— Ага. А вы давно здесь живете? Всегда или приехали откуда-то?

— Всегда.

И снова в ее ответе почудилось эхо: не надо задавать альтернативных вопросов, только предельно конкретизированные, чтобы и взамен получить конкретику, простую и понятную, как вот про полестье и катышь. Ничего, пусть будет, со временем, постепенно пойму, докопаюсь, узнаю. Проявлю, извлеку на свет картину, спрятанную в куске яшмы; для этого я, собственно, и осталась.

— К вам сюда приходят другие люди? Чужие, вроде меня?

— Зачем?

— Ну как зачем… Например, почтальон. Курьер из города, вы же покупаете какие-то вещи, вон, тот же газ, наверное, заказываете? Или мастер, если сломалось что-нибудь. Или врач, если кто-то заболел. Или…

— Нет, Отс всегда сам. Если что-то надо со станции или в городе, он идет и приносит.

— А тебя с собой берет хоть иногда? Ты в школе, кстати, учишься?

— Нет.

На оба вопроса сразу. Нужно не торопиться, задавать по одному.

Таша завернула за очередной угол, и там обнаружился колодец, незаметный, коварный: круглая оцинкованная дыра в земле, ворот сбоку и ведерко на цепи, а так ни возвышения, ни крышки — форменная ловчая яма, особенно в темноте. Надо как следует запомнить место. Девочка указала на него мимолетно, подбородком, но называть и демонстрировать не стала, заговорила о другом: