
Онлайн книга «Птица малая»
— Mon Dieu! [46] — вскричал он, отпрянув назад и опрокинув ведро с водой, — настолько потрясенный, что обронил салфетку. В течение нескольких минут София наблюдала впечатляющее проявление бурных галльских эмоций. Она владела академическим французским, а диалект Робичокса едва понимала, даже когда Марк был более спокоен и внятен. Тем не менее она догадалась, что его чувства охватывают широкий диапазон: от облегчения до гнева. — Простите, что напугала, — сказала София. Марк выставил ладонь, сглатывая слюну и тряся головой, все еще учащенно дыша. — De rien [47] . Прошла минута, прежде чем он смог перейти на английский. — Умоляю вас, мадемуазель. Больше никогда не поступайте так со мной. — Я постараюсь, хотя вряд ли подобная ситуация повторится, — сухо сказала она. — Я ранена? А вы? — Насколько могу судить, мы оба в синяках и порезах, но переломов нет. Как вы себя чувствуете, мадемуазель? Марк на секунду задрал свою рубаху, чтобы показать оттиски ремней на теле. — Нас с огромной силой бросило вперед. У вас не могут быть сломаны ребра? София задвигалась под одеялом, и он увидел, что на ее лице проступило выражение необычной растерянности. — Меня изрядно помяло, — признала она. — И сильно болит голова. Только и всего. Марк слабо махнул рукой на обломки: — Или нас любит и хранит Господь, или нам просто повезло. Слегка приподнявшись, она посмотрела на то, что осталось от «ультра лайта». — Но, очевидно, Господь не любит маленькие самолеты. С другой стороны, Д. У. их любит. Пожалуй, его это здорово разозлит. Марк закатил глаза, соглашаясь. Глядя на груду обломков, София понимала, что разрушение самолета спасло их жизни; его корпус был сконструирован так, чтобы распадаться на куски, поглощая инерцию движения. Почувствовав легкое головокружение, она снова легла и попыталась сообразить, сколько времени прошло с момента посадки. — Марк, радио работает? Наверно, остальные волнуются. Он приложил ладонь ко лбу и, бормоча по-французски, пошел к останкам самолета, где принялся безрезультатно копаться в обломках. Поднялся ветер, и обрывки полимерной пленки развевались и хлопали в усиливающемся бризе. — Робичокс, прекратите! — крикнула София. — В катере есть передатчик. Она осторожно села, прислушиваясь к своему телу. Там все стонало, но ничего не вопило. Убрав одеяло, София оттянула ворот рубашки и заглянула внутрь. — Очень красочно, — заметила она и добавила бодро: — По цвету нас не различить. — Но конфигурации изрядно разнятся, — неловко пошутил священник. Он вернулся и сел рядом с ней на землю, низко опустив голову. Спустя несколько секунд поднял глаза. — Я говорю, конечно, умозрительно, а не в результате непосредственного наблюдения. — Марк, — сказала София, криво усмехаясь, — если мы когда-нибудь снова попадем в крушение, пожалуйста, не стесняйтесь и убедитесь, что мои ребра не смяты. Во время несчастных случаев скромность едва ли уместна. Возможно, он покраснел. Об этом было трудно судить в оранжевом свете походного фонаря. Послышался раскат грома, и София оглянулась на деревья, сгибавшиеся под напором ветра. — Нам следует укрыться в катере. Подобрав одеяла и аптечку, они поспешили к нему, светя под ноги фонарем, и забрались, согнувшись, в левый грузовой люк. Ветер дул с правого борта, поэтому они оставили люк открытым, наблюдая изнутри за игрой молний. Неистовая гроза вскоре сменилась ливнем, который с гулом низвергался на обшивку катера, но почему-то успокаивал. — Итак, — сказала София, когда шум несколько стих, — вы это сделали? — Пардон? Похоже, вопрос застал Марка врасплох. — Вы меня окрестили? — О, — сказал он, а затем прибавил негодующе: — Нет, конечно, нет. — Рада это слышать, — сказала София. Если б это был Сандос, она бы охотно пошутила над ним. Какой же вы миссионер, пожурила бы его София, доверяя чувству юмора Эмилио. Вряд ли можно так обращаться с Марком, который явно обескуражен происшествием. Она же чувствовала себя удивительно оживленной, даже веселой. — И не жалеете, что упустили возможность? — Нет. Это было бы неэтично. Когда Марк говорил, то выглядел получше, более собранным, поэтому София решила продолжить разговор. — Но если бы я умирала, разве вашим долгом не было бы спасти мою душу? — Это не семнадцатый век, мадемуазель. Мы не рыскаем по свету, спасая души умирающих язычников от вечных мук, — сердито сказал он, но продолжил более спокойно: — Если бы раньше вы дали понять, что искренне желаете быть окрещенной, но еще не получили напутствия в Веру, то я бы окрестил вас, да, — из уважения к вашему намерению. Или если б вы пришли в себя и попросили об этом, я поступил бы согласно вашему желанию. Но без вашего разрешения? Без предварительного заявления о намерении? Никогда. Марк еще не вполне оправился, но чувствовал себя уверенней и медленно поднялся на ноги, тихонько покряхтывая. Встав к пульту, вызвал на экран фотографическую карту района между лесным лагерем и деревней Кашан. — Похоже, прогулка будет долгой. Услышав ее хриплый смех, он обернулся. Окрашенное полусмытой кровью, живописно расцвеченное синяками, прекрасное сефардское лицо оставалось холодным и невозмутимым, но глаза улыбались. София Мендес посмотрела вокруг себя. — Зачем идти, — спросила она, изогнув брови, — когда можно лететь? Потом они спали, а проснулись поздно, ощущая в телах боль и онемелость, но согретые послегрозовым светом солнц и своим спасением. Из здешних припасов они приготовили простой завтрак, и София наново ознакомилась с катером, произведя на симуляторе взлет и посадку. Марк занялся кратким обзором растительных форм, которые изучал во время первых недель на Ракхате, — отмечая возможные сезонные изменения. Затем он сходил к могиле Алана Пейса, привел ее в порядок и помолился. Ближе к полудню София с трудом выбралась из катера и подошла к нему. — Мы сможем вылететь примерно через два часа. Марк резко выпрямился, и боль тут же напомнила о себе. Стараясь не стонать, он спросил: — Вы еще не выходили на связь? — О боже! Они, наверно, уже считают нас мертвыми, — воскликнула София, придя в ужас. — Я ведь хотела связаться с ними ночью. Это совершенно вылетело у меня из головы… Марк, они, должно быть, сходят с ума! |