Книга Дети Бога, страница 127 – Мэри Д. Расселл

В этот вечер, когда потух дневной свет, он пел для них, положив на музыку стихи ран и потерь, сожаления и тоски, — о накоплении и усилении таких страданий с каждой новой травмой, нанесенной душе; о притуплении боли и печали в танце жизни и присутствии детей. Шетри Лаакс встал и, спотыкаясь, слепо побрел прочь, надеясь убежать от боли этих песен, но, уйдя довольно далеко, услышал позади шаги чужеземца и по запаху узнал Сандоса.

— Говори, — сказал Сандос, и его молчание было пустотой, которую Шетри хотелось заполнить.

— Он не хотел причинить мне боль, — прошептал Шетри. — Откуда ему знать? Рукуэи думает, что дети — надежда, но это не так! Они — страх. Ребенок — твое сердце, которое могут вырвать…

Шетри умолк, пытаясь выровнять дыхание.

— Говори, — снова сказал Сандос.

Шетри повернулся на голос чужеземца.

— Жена беременна, и я боюсь за нее. Все Китери маленькие, и Ха'анала чуть не умерла при последних родах: младенец был крупным — в Лааксов. Ха'анала многое скрывает. Беременность протекает очень тяжело. Мне страшно за нее и за младенца. И за себя, — признался он. — Сандос, сказать тебе, о чем спросила меня дочь, Софи'ала, узнав, что ее мать снова беременна? Она спросила: «Этот младенец тоже умрет?» Она потеряла двух младших братьев. И считает, что все младенцы умирают. Я боюсь того же.

Шетри сел прямо на землю, не обращая внимания на пепел и грязь.

— Когда-то я был адептом Сти, — продолжил он. — Я был третьерожденным; и меня это устраивало. Иногда я тоскую по времени, когда в моей жизни не было ничего, кроме тихой воды и Песен. Но шестеро должны петь вместе, а я думаю, что остальные сейчас мертвы И нет никого, кого бы пощадили, чтобы изучить этот ритуал. Когда-то я считал себя счастливым оттого, что стал отцом, но теперь… Это ужасно: любить так сильно. Когда мой первый сын умер…

— Я сожалею о твоих утратах, — произнес Сандос, усаживаясь рядом с ним. — Когда должно родиться дитя?

— Возможно, через несколько дней. Кто поймет женщин? Может, это уже случилось. Может быть, все кончено. — Он помедлил. — Мой первый сын умер из-за болезни легких. — Чтобы чужеземец понял, Шетри постучал себя по груди. — Но второй…

Он замолчал.

— Говори, — мягко сказал чужеземец.

— Жрецы Сти известны… были известны благодаря своей медицине, нашему знанию, как лечить раны и помогать телу одолевать хворь, если оно готово к этому. Я не мог стоять и смотреть, как Ха'анала умирает, поэтому пытался ей помочь. Есть лекарства, облегчающие боль…

Прошло немало времени, прежде чем он смог договорить.

— Моя вина, что ребенок родился мертвым, — сказал он наконец. — Я лишь хотел помочь Ха'анале.

— Я тоже смотрел, как умирает дорогое мне дитя. Я ее убил, — сказал Сандос. — Это был несчастный случай, но ответственность лежит на мне.

На востоке сверкнула молния, и Шетри смог увидеть лицо чужеземца.

— Что ж, — произнес Шетри, сочувственно покашливая. — У нас много общего.

Какое-то время оба прислушивались, дожидаясь, пока до них докатится низкий рокот грома. Когда чужеземец заговорил снова, его голос звучал в темноте тихо, но отчетливо:

— Шетри, отправляясь на юг, ты сильно рисковал. Чего ты ждал от нас? Мы лишь четверо людей, вдобавок чужеземцы! Чего ты от нас хочешь?

— Помощи. Не знаю. Просто… дайте нам новую идею, какой-то способ заставить их слушать! Мы перепробовали все, что смогли придумать, но… Сандос, мы больше никому не опасны, — воскликнул Шетри, в своем отчаянии забыв про стыд. — Мы хотели, чтоб вы увидели это и рассказали им! Мы не просим ничего. Но пусть оставят нас в покое! Позволят нам жить. И… если б только нам дали перебраться чуть дальше на юг, где водятся кранилы и пияноты, полагаю, мы смогли бы сносно питаться. Мы теперь знаем, как добывать дикое мясо, и сумеем прокормиться, не убивая руна. Мы даже сможем научить людей Атаанси, и тогда они прекратят набеги! Если б только мы могли перебраться туда, где теплее… если бы могли получше кормить наших женщин! В горах мы вымираем!

…Нико пел: «Un bel di», [40] — и звуки песни возносились на ночном ветре.

— Шетри, послушай меня. Руна любят своих детей так же, как и вы, — сказал Сандос. — Эта война началась с избиения рунских младенцев джана'атской милицией. Что ты на это ответишь?

— Я отвечу: несмотря на это, наши дети невинны.

Наступило долгое молчание.

— Ладно, — наконец произнес Сандос. — Я сделаю, что смогу. Возможно, этого будет недостаточно, Шетри, но я попытаюсь.

* * *

— Доброе утро, Франц, — сказал Эмилио на следующий день, словно с момента последней связи ничего не случилось, — Если не возражаешь, я бы поговорил с Джоном и Дэнни.

После недолгой паузы послышался голос Джона:

— Эмилио! Ты в безопасности? Где ты, черт возьми…

— Джон, вернемся к вопросу о дополнительной миле, которую я готовился пройти, — весело сказал Эмилио. — Если вы с Дэнни не прочь сюда спуститься, чтобы подобрать нас, то я бы ее с удовольствием пролетел.

— Сначала объяснись, приятель, — промолвил Дэнни Железный Конь.

— Доброе утро, Дэнни. Я все объясню…

Вмешался Карло:

— Сандос, я сыт этим по горло. Мендес почти не делится с нами информацией, а если и сообщает что-то, наверняка лжет!

— А, дон Карло! Надеюсь, прошлой ночью вы спали лучше, чем я, — сказал Сандос, игнорируя раздраженный тон. — Так вышло, что я должен попросить у вас катер — во временное пользование. Боюсь, это предприятие не сулит денег, но я могу заполучить очень хорошего поэта, который напишет о вас эпическую поэму, если пожелаете. И мне не нужен беспилотный катер. Мне нужен пилотируемый — с Дэнни и Джоном — и пустой, если не считать ящика патронов и охотничьего ружья Джозебы.

— Для чего оружие? — с подозрением спросил Дэнни.

— В первую очередь, Дэнни, мы собираемся накормить голодных. Здесь не та ситуация, которую мы ожидали. Если наши сведения верны, осталось лишь несколько крохотных анклавов джана'ата, и большинство их в настоящий момент голодает. Джозеба считает, что вид на грани вымирания. — Он подождал, пока на «Джордано Бруно» стихнет гвалт. — Он и Шон полны решимости узнать правду — так же, как и я. Дэнни и Джон нужны в качестве нейтральных свидетелей. Боюсь, что Шон, Джозеба и я уже утратили объективность.

Франц произнес:

— Сандос, я засек место вашей передачи — рядом с тем, что похоже…

— Ни к чему называть координаты, Франц. Нас могут подслушивать, — предостерег Эмилио. — Мне нужен ответ, джентльмены. У нас не так много времени.

— Эпическая поэма, говорите? — спросил Карло, явно посмеиваясь над собой. Что ж, прибыльное дельце проверну в другой раз. Я пришлю катер, Сандос. Рассчитаетесь со мной, когда вернемся на Землю.