Онлайн книга «Роковое соглашение»
Багет дал ему вторые ключи. – Держи. Понадобится машина, возьми ее на стоянке у восточных ворот ВДНХ. Белая «десятка». Доверенность сам заполни, а документы под ковриком у водительского сиденья. Деньги есть? – Мне хватит, я человек скромный. – Все твои счета будут оплачены по окончании дела. Бывай! Багет хлопнул Мифодия по плечу и вернулся в дом. Квартира оказалась похожей на старый заплесневелый сарай. В ней не было даже телевизора. Тихий выспался, принял душ и решил прогуляться за газетами. Он все еще думал о деле генерала и пытался следить за публикациями желтой и белой прессы, мусолившими покушение на начальника одного из управлений Петровки. Вся эта история не поддавалась никакой логике. Но в одном он убедился твердо: сам Дядя остался в дураках не меньше, чем он. А значит, существуют третья сила, выстраивающая свою охоту. Так это или нет, он не мог найти внятного ответа. Тихий привык к ясности в делах, за которые он брался, но в данном случае вся история затянута туманом. Выйдя из вонючего подъезда, он увидел сидящую на скамеечке женщину лет тридцати. Она рыдала, едва успевая вытирать платком слезы. – Вот те раз! Ты что же красоту свою проплакиваешь, подружка? Он присел рядом на край скамейки. – У вас закурить не найдется? – спросила она сквозь слезы. – К сожалению, нет. И не пью, и не курю. Могу добрым словом помочь. Я, видишь ли, с детства слезы терпеть не могу и сам никогда не плачу. Руку себе кусаю, когда хреново на душе. Меня так дед мой учил. В наших краях люди редко плачут. Когда грызешься за выживание, то на слезы времени не остается. – Что мне теперь, глотку ей перегрызть? – Кому – ей? – Стерве той, что мужика у меня увела. А у нас ребенок пяти лет. Кобель поганый. – Ты живешь в этом доме? – Да нет. К тетке Аксинье ходила ворожить. – Это дело серьезное. Только я не верю в это шарлатанство. Дурят головы людям. А за своего мужика бороться надо, а не к бабкам ходить. – Да вы что? К тетке Аксиньи и не такие ходят. Люди в такие передряги попадают, хоть в петлю лезь, и она им помогает. Настоящая колдунья. На всю Москву известна. Нет, я ей верю – Много содрала? – Сто долларов. Дешевле не берет. Так я, конечно, отдала. Обещала мне, что вернется мой охламон домой, и суток не пройдет. – А если не вернется? – Аксинья врать не будет. Ее давно уже спалили бы, а она здесь всю жизнь живет. – Ну раз вернется, так что плакать, иди и встречай своего прохвоста. – Нервы уже не к черту. Устала. Мифодий встал и пошел дальше. Гулял часа два, ел мороженое, покупал газеты, перекусил в какой-то забегаловке и вернулся домой. Поднимаясь по лестнице, он заметил на двери второго этажа табличку. Ничего лишнего, а только имя – Аксинья. Постояв немного, Тихий нажал на кнопку звонка. Ждать пришлось долго. Наконец заскрипели засовы, щеколды, замки, и дверь отворила ряженая цыганка лет семидесяти. – Ты что же, Ксюша, на сто замков запираешься, а даже не спрашиваешь, кто пришел? – А я, милок, сквозь дверь твою ауру чую. Ты же не со злом пришел, и я это знаю, вот и открыла. Говори, что надо? – Может в дом пустишь? Старуха посторонилась. Квартира была точной копией той, где жил он, этажом выше. Только ладаном пахло и всякой требухой, вроде дешевого вина. Зашли в комнату. Она оглядела гостя. – А ты мужик хитрый. Кто-то обмануть тебя хотел, а ты обманщика перехитрил. – Хочешь увидеть восторг на моем лице? Не увидишь. Меня удивить трудно. – Издалече в Москву приехал? – С края света. – Садись, погадаю. – Нет, бабка, я и сам наперед все знаю, а что было, лучше не вспоминать. Приехал я сюда с миссией – помочь самому несчастному и горемычному. К тебе таких много ходит. Самого несчастного ко мне пришлешь. Я живу прямо над тобой. Денег с него я брать не буду, так что сама облапошивай. Скажешь, что я колдун навроде тебя и помочь могу. Пару своих хитростей мне расскажи, чтобы я лохом не выглядел. Две сотни тебе за услугу. – Мифодий бросил на стол две стодолларовые купюры. – Остальное с клиента срубишь. – Слишком ты молод и красив. Ну какой из тебя маг да волшебник? – Предупредишь минут за десять, и я в старого звездочета превращусь. Это мои трудности. Можешь сказать, что я слепой, но ясновидящий. Не мне тебя учить людям мозги морочить. – Хорошо, сынок, уважу. Раз ты помощь горемыке предлагаешь, то отказать в этом деле, что грех на душу взять. – Это ты точно заметила. Аксинья достала из стола какие-то странные карты. – Садись. Я тебя в гадание посвящу. Хорошо сработаешь, тебе поверят. Тут важно разговорить клиента, да так, чтобы он этого не понял, а потом его слова перетасовать, как колоду, и обратно ему вернуть. Только не увлекайся, не то споткнешься. Мифодий присел к столу, а старуха начала поднимать одну карту за другой из общей колоды. * * * Звонок раздался на следующее утро. Он снял трубку и услышал голос старухи. – Прости меня, отец. Судьба мне юную девицу привела. Хороша собой, а жизнь вся в шрамах. Страшные люди ее окружают. Помоги несчастной. – Понял, Ксюша. Мне нужно десять минут на подготовку. И не забудь, я слепой. Грим был несложным. Он уже сотни раз преображался в слепого бородача. На всякий случай пришлось задвинуть шторы, зажечь свечи, приготовить карты и заранее открыть дверь, чтобы она не могла запомнить его рост. С кресла ему лучше не вставать. На счастье в квартире имелся домофон. Надо понимать, кому принадлежала квартира, и удивляться тут нечему. Стоит подойти к двери, и из тебя сделают решето автоматными очередями. Лучше выяснять детали, сидя в комнате. Через пять минут телефон вновь позвонил и опять он услышал голос тетки Аксиньи. – Она поднимается к тебе, зовут ее Виктория. Порчи на бабе, как иголок на елке. И враги у нее не мнимые, а сущие дьяволы. Запомни – их пятеро. Дерзай, дружок, такой и я не смогла бы помочь. В дверь позвонили, Мифодий положил трубку и сел за стол. По домофону он ответил: «Заходите, открыто». И тут же подтасовал карты, сложив пять квадратов на верхний ряд. После небольшой паузы в комнату вошла очень интересная молодая женщина. Даже при свечах и через черные очки Тихий видел, что перед ним не та плакса, которую он встретил на скамейке, а цельная и сильная натура, от нее веяло величием, гордостью и самоуверенностью. Такое не сыграешь, таким надо быть. К тому же никто не станет выпячиваться перед слепым инвалидом. |