Онлайн книга «Центурион Траяна»
|
Он уже понял, что старик не видит – под коричневыми набрякшими веками мутно зеленели бельма. – Ушли… кажется… они что-то кричали, бегали… и ушли… вчера… Бросили старика. Почти что так же, как когда-то сами римляне бросили своих старцев во время нашествия галлов. Не в силах отстоять город, жители либо бежали, либо заперлись в Крепости на Капитолии. А старики остались в своих домах облаченные в парадные одежды – принять смерть от варварских клинков. [165] – Все ушли? – спросил Приск. – Казина ушел… – Казина? Кто такой Казина? Старик проигнорировал вопрос. – Чем ты занимался? – не отставал Приск. Чутье подсказывало ему: старик, говорящий по-гречески, в этих горах не может быть простым крестьянином. Грек, живущий в этих местах, может быть лишь мастером или потомком мастера. – Сидел. Как проснулся, так и сидел… А все кричали… а потом стало тихо. – Я спрашиваю не про сегодняшний день. А про давние дни. Когда ты был молод, чем ты занимался? Воевал? – Воевал? – переспросил старик. Лицо его дрогнуло – как показалось Приску, в презрительной гримасе. – Нет… Вчера я строил. Мой отец строил вчера… Мой дед строил вчера… Я тоже. – Что именно строил? – Приск весь подобрался. – Это ты, Казина? – Что именно строил? – Крепость на горе. Приск едва не закричал от восторга. Крепость на горе! В полумраке ему почудилось, что сверкнули в воздухе, вращаясь, подброшенные божественной рукой кости Судьбы. И опять в его воображении выпадали шестерки. – Пить хочешь? – спросил Приск как можно вежливее. – Хочу… Старик пошарил рукой, что-то отыскивая на досочке, приделанной к стене и служившей ему, видимо, столиком. Но ничего там не нашел. – Кто-то взял мой кубок… дедов кубок… – проговорил Эпикрат с обидой в голосе. – Фламма! – крикнул Прииск. – Принеси кружку. «Библиотекарь» вновь сунулся в комнату. – Велено всех плен… – Тихо! – осадил его Приск так, что Фламма отшатнулся и, чтобы не упасть, левой рукой ухватил висевшую на одном гвозде занавеску, после чего она благополучно сорвалась с этого гвоздя, и Фламма все-таки грохнулся на пол. – Принеси кружку. Целую. – С-счас… – выдохнул Фламма, вскочил и убежал, прихрамывая. – Хороший кубок, – продолжал бормотать старик. – Когда-то у архонта было двенадцать кубков, и на каждом – какой-нибудь подвиг Геракла. На моем Геракл убивал Немейского льва. – Греческая работа, – подсказал Приск. – Да, греческая, мой дед привез кубок с собой из Ольвии. – Дед приехал из Ольвии в эти горы? – Вот, принес! – В проеме вновь возник Фламма, протянул глиняную кружку. Приск налил в нее вина из своей баклаги, протянул Эпикрату. Вернее, вложил тому в пальцы. Тот глотнул. Замер. – Хиосское… дед любил… отец любил… и я… Кружка плохая… глина… где мое серебро? – Казина унес. – Казина. Варварское отродье. Почему он не сгинул за Данубием, как мой Александр? – Дед приехал сюда еще во времена Буребисты? Верно? – попытался вернуться к прежней теме Приск. – Приехал? – опять презрительно фыркнул старик. – Его привезли с другими пленниками, чтобы он заложил крепость на горе… Буребиста подарил архонту его же кубок. Сколько раз говорил я Казине, чтобы он не брал мое серебро… – вновь принялся ворчать старик. Приск повернулся. Фламма все еще торчал в дверях. – Фламма, кажется, ты неплохо болтаешь по-гречески… – проговорил в задумчивости Приск. – Отлично говорю. Я, конечно, не мудрец, но человек, близкий к мудрости. А еще… – Иди, позови сюда Малыша. Живо! – Чего? На греческом позвать? – удивился «библиотекарь». При всей своей эрудиции, соображал он порой медленно. – Нормально позови. Ма-лы-ша! – оскалился Приск. – Бегом! Марш! – Я кушать хочу, – сказал старик. – У меня только сухари, скоро сварят кашу, тогда принесу… – Давай сухарь! – перебил легионера старик по-детски капризным тоном. Эпикрат вскинул руку и схватил воздух скрюченными пальцами – видимо, там ему в его вечной тьме померещился обещанный сухарь. – Вот. – Приск вложил сухарь в ладонь старику. – Ты такой жадный, Казина… Если мать велит тебе отдать мне сухарь, значит, давай… Фламма вернулся с Малышом. Гигант, кажется, был доволен, что его позвали. Если Приск что-то затеял, значит, дело будет интересным, в этом сомневаться не приходилось. – Слушайте вы оба! – Приск отошел к дверному проему и заговорил с товарищами свистящим шепотом. – Этого деда вы бережете так, будто он отлит целиком из серебра. Или нет, не из серебра, а из золота. – Что ты там говоришь, Казина, я не слышу… – пробормотал старик, хрустя сухарем – зубы у него были крепкие. – Дед из золота? – удивился Фламма. – Тогда почему от него воняет? – Малыш! – Приск проигнорировал дурацкую шутку «библиотекаря». – Этот старик строил крепость на холме. Его дед и его отец – архитекторы… Ты понял? Малыш кивнул. – Я тоже понял. Он знает… – высунулся Фламма. – Стерегите его, – перебил Приск. – Я побегу искать Декстра или Адриана. Это наш ключ к тем башням наверху. Даки хотели нас обмануть с помощью Проба, мы обманем их с помощью старика Эпикрата. Поняли? Малыш снова несколько раз кивнул. Приск вышел в соседнюю комнату. Кука уже ушел и уволок с собой ломаную корзину с жалкой добычей. Обобрал дом так, что остался лишь мусор на полу да стол и скамьи. Ах да, еще почерневшие камни в очаге остались. Ладно, ничего страшного, и без Куки можно обойтись. Малыш и Фламма справятся, надо думать. К тому же вряд ли кто-то посмеет идти против «быков Декстра», чтобы захватить одного полоумного старика. Приск побежал на площадь поселка, рассчитывая, что Декстр, скорее всего, там. И не ошибся. Центурион расположился здесь с двумя бенефициариями и разглядывал пленников, которых согнали из брошенных домов. Некоторых принесли. Сюда же стащили все, что обнаружили в поселке: несколько корзин с железным инструментом и глиняной посудой, немного зерна. Добыча не радовала. Из пленников: две старухи, мальчишка-подросток, девочка лет пяти. Еще раненый дак лет тридцати с окровавленной повязкой на животе. Этот, весь мокрый, метался в лихорадке и бредил. Уж он-то точно не жилец. Его положили у ног Декстра на старой кожаной занавеске, на ней раненого и приволокли на площадь. Кто-то из римлян, догадливый, распотрошил повязку – проверить, не притворяется ли дак. Вышло, что не притворяется. |