Онлайн книга «Старьевщик»
|
Боб дернулся и закрыл глаза. – О, нет! – сказал он. Руки сложились на груди, пальцы сплелись, как в молитве. Я понимал его ощущения. – Боб, слышишь меня? – позвала Генри. – Кого тебя? – Генри. – Почему я тебя не вижу? О, нет! Я умер? – Все нормально, – сказал я, пытаясь помочь. – Кто ты? Что значит – «все нормально»? Я умер? – Кажется. Да, – подтвердила Генри. – Тебе кажется? Я знаю! Что тут нормального? Что может быть хуже? – Боб, ты должен помочь мне найти Панаму. Он нужен мне теперь, когда… – Теперь, когда что? Когда я умер, так? – Боб, я не виновата. Мне жаль, что ты умер. – Тебе жаль? Представь, как я себя чувствую! – Зря мы его оживили, – упрекнул я Генри. – Почему я тебя не вижу? – прокаркал Боб. – Мои глаза закрыты? Здесь темно. Темно как в аду! – Ты по дороге в ад, – жестоко прокомментировал я. – Потому что украл мой альбом Хэнка Вильямса. – И вовсе не твой, – возразил он. – Мне жаль. Я просто хотел быть александрийцем. – Но ты и есть александриец, – заметила Генри. – Не совсем. Мне жаль. Но теперь все кончено, – сухо проговорил он. – Не совсем? А что с Панамой? – потребовала Генри. – На западе, – сказал Боб. – Возьмите грузовик. Генри? Он поднял голову с колен Генри. Полотенце слетело, и меня чуть не вырвало. У него отстрелило весь затылок. Кое-что пристало к полотенцу. – Что? – Все кончено, Генри. Мне жаль. – Жаль? Почему жаль? – Я ничего не вижу. Я скажу тебе позже. – Позже? Нет никакого позже! Ты же умер! – О нет, – застонал он. – Я знал! А все остальные живы, так? Все, кроме меня! – Правильно, – сказал я. Мне хотелось сделать ему больно, хоть он уже и умер. – Ты мертв и украл мой альбом. – Может, еще не поздно, – воодушевился он. – Ситуация из ряда вон выходящая, но, может, ты еще можешь забрать его. У моего брата. – Панама, – умоляла Генри. – Пожалуйста… – Возьмите грузовик, – разрешил Боб. – На запад. В Джерси. Четырнадцать по искателю. Но не оставляйте меня здесь. Я услышал, как что-то ревет в отдалении. Сирена? – Нам надо убираться отсюда, – рявкнул я. – Где грузовик? – За углом, – ответил Боб. – На Четвертой авеню. Не оставляйте меня здесь! Обещайте мне! Я не могу поверить, что мертв. Я боялся смерти всю жизнь. – Ладно, обещаю, – сказала Генри. Она внезапно встала, и голова Боба с мокрым всхлипом ударилась об пол. Его глаза опять широко распахнулись. Руки снова сплелись вместе. – Готов, – определил я. – Снова готов. – Ш-ш-ш! Что за шум? – спросила Генри. Я его тоже услышал. Бип-бип-бип, как автонабор номера на телефоне. Я посмотрел в коридоре. Посмотрел в кухне. Моя нога вновь заболела, но я не собирался применять спрей, по крайней мере после того, как увидел, для чего на самом деле он предназначается. Снаружи начинало светать. – Четвертая авеню, – сказал глухой голос. – А? Мы оба повернулись. – Данте! – воскликнул я. Он держал мобильный в одной руке и пистолет в другой. – Я думала, что ты умер, – сказала Генри, отбрасывая его телефон в сторону. – Хотела бы, – поправил Данте. – Теперь вы покойники. Все вы. Она перешагнула через Данте и выбила пистолет из другой его руки. И сделала это так профессионально, будто всю жизнь только и выбивала телефоны и пистолеты из рук у кого-то. – Кто он такой? Принуждение? Бутлегер? Коп? – спросила она. – Наверное, бывший коп. Он скорее всего следил за мной. Или, возможно, за Бобом. – Кончено! – сказал Данте. – Не важно, куда вы пойдете! – Сейчас выясним, – пообещала Генри. – Под действием «Последней воли» не лгут. – Но он не умер. – Сейчас исправим. Генри стащила подушку с кушетки, положила ее на лицо Данте и села сверху. – Может, не надо, – засомневался я. Руки и ноги Данте взлетали верх и с грохотом опадали вниз, на деревянный пол. – Почему нет? – спросила Генри. – Ты уже убил его. Я только соучастник. Она попрыгала на его лице, потом убрала подушку. Глаза Данте закрылись, а рот широко распахнулся. – дай мне, – потребовала Генри, указывая на рот мертвеца. – Осталось не так много, – запротестовал я, хватая ее за руку и поднимая на ноги. – Не расходуй понапрасну. Я отдал ей баллончик. Она взвесила его в руке, подумала и сунула под свитер. Я испытал облегчение. Мне не хотелось слышать правду и вообще что-либо от Данте. Я подошел к окну. Нога задеревенела и потяжелела, я как будто таскал с собой костыль. – Я действительно считаю, что нам пора убираться отсюда, – высказался я. Внизу, на улице, все еще не светало, но на западе из-за пика Грейт-Киллс уже показывалось желто-золотое солнце. Говорят, память работает только в одном направлении, но случаются моменты вроде сегодняшнего утра, когда вы смотрите на настоящее с позиций будущего, где ваша жизнь уже только воспоминание. – Пш-ш-ш! Я услышал позади шуршание и обернулся. Конечно, Генри убрала спрей, и все равно я ожидал увидеть сидящего Данте. Но нет: просто Генри пыталась протащить тело Боба через двери. Она не собиралась оставлять его («Я обещала», – настаивала она), поэтому я помог вытащить Боба в коридор. Потом, пока Генри ждала лифт, я вернулся за Гомер и осторожно уложил ее на тележку. Гомер выглядела лучше – или по крайней мере более ровно дышала. И ее нос, и куппер – оба потеплели. Глаза оставались закрытыми, что тоже неплохо: у нее такой, точнее, был такой жалостливый, умоляющий взгляд. На обратном пути я остановился закрыть глаза Данте, но они уже закрылись и без моей помощи. Я подержал стакан из-под виски перед его лицом, посмотреть, затуманится ли стекло. Не затуманилось. Когда я закрывал за собой дверь, то услышал в отдалении сирены. Лифт ознаменовал свое прибытие дзиньканьем. Я съежился, пока открывалась дверь, боясь увидеть вооруженных полицейских. Но лифт приехал пустой. Я снова съежился, когда дверь открывалась на первом этаже, и еще раз съежился, когда мы выходили на улицу, таща тело и собаку за собой. Генри оказалась права. Не о чем беспокоиться. Двое копов, взломавших дверь вместе с Данте, сидели в приземистой машине на противоположной стороне улицы, явно все еще ожидая подмоги. Один спал, а другой разговаривал по телефону. Он притворился, что не замечает нас. |