Онлайн книга «Слово говорящего»
|
…Дзакуро поднял голову и обнаружил, что больше не наворачиваются на глаза слезы. Только внутри все еще тяжело и катается в груди какой-то шар. «Человек рано или поздно устает скорбить», — подумал он. Но в сторону дома на отшибе все же пошел. Жена Кагэро хлопотала у крыльца. Заметив Дзакуро, она выпрямилась и уперлась взглядом в его лицо. Дзакуро стало неловко. «Чего она так смотрит на меня?» — думал он, переминаясь с ноги на ногу. — Доброе утро, госпожа, — наконец, выдавил он. Женщина не шевельнула ни единым мускулом лица. — Доброе утро, госпожа! — повторил Дзакуро громче. В доме послышался стук. Вышел сам Кагэро. Дзакуро посмотрел на него и обомлел: этот человек, похоже, прекрасно выспался ночью и только что встал. — Ацуко, иди в дом, — тихо сказал он, и женщина медленно, словно нехотя, зашла в хибару. И обратился уже к Дзакуро: — Ну? — Зачем ты это сделал? — брякнул тот первое, что пришло в голову. — Вы не знали, как наказать ее, и я придумал способ, — ответил Кагэро, пожимая плечами. — Чего тут еще? — Зверь… — Плевать. Я просто живу. — Но как мы могли… Ты ведь не сказал, как именно хочешь… это сделать! — Правильно, не сказал. А до чего бы вы сами додумались? Пару раз ударить палкой или один — плетью. И что? Через день синяки бы сошли, а она убежала бы уже на неделю. А потом — навсегда. С врагом! — Тебе-то он не враг… — Откуда вы знаете? Почему вы так уверены? А, уходи, я не собираюсь просить прощения. Сделал, как считал нужным. — Нет, постой. Кагэро, уже собравшийся уйти обратно в дом, повернулся. — Наверное, к тебе придет кто-нибудь еще из деревни. Соберется совет. Будут решать, что с тобой делать… — Пусть решают. * * * Тэссай, занявший место Дзюбэя, смотрел гордо. Будто говорил взглядом: «Хватит, я наведу порядок!» И люди обращались к нему не иначе, как Тэссай-доно. Кагэро стоял так, чтобы все могли видеть его, освещенного пламенем костра. И уж в его взгляде не было ни гордости, ни вообще чего бы то ни было. Только однажды по лицу Кагэро пробежала тень недовольства: когда люди боязливо раздвинулись в стороны. — По твоей вине оборвались жизни троих. Как ты думаешь, бакаяроо, твоя жизнь стоит тех трех? — Прошу прощения, Тэссай… — Кагэро замешкался. — Тэссай-сан, но по моей вине погибли только двое: враг и согрешившая с врагом. Не вижу в этом ничего страшного. А Дзюбэя вы сами убили. Правда, я не понимаю, за что. — Если бы мы убивали друг друга за каждый имеющий хоть какую-то важность проступок, то, наверное, в деревне остались бы одни немощные старики! Кто ты? Пришел неизвестно откуда да еще со своими порядками! — Не я предложил наказать дочь Дзакуро, — пожал плечами Кагэро. — Но не так же! А подумал ты, что будет с нами? Ведь в той деревне тоже не дураки живут. Они ведь догадались, кто убил Дакуана, а если не догадались еще, то это случится скоро. Тэссай потер лоб. — Дакуан жил один? — неожиданно спросил он. — Ну, говори, один? — Нет, он жил с матерью. По кругу прошелся судорожный вдох. — И… она видела тебя? — Нет, — покачал головой Кагэро. — Ее я убил первой. Кто-то из женщин, стоявших за оградой, которой была обнесена площадка, сдавленно вскрикнул. — А что? — Кагэро повернулся. — Вы легко расправились с вашим старейшиной, а меня порицаете? — Тэмаэ… — прошипели рядом, и на спину Кагэро опустилась палка. Следом вскочили все, кто сидел вокруг костра, и у каждого в руках оказалась либо палка, либо дубинка. Тэссай что-то невнятно кричал, размахивал руками, но люди смешались в один сплошной шевелящийся ком. — Нет! Остановитесь! Хлипкая ограда рухнула, и к костру выбежала молодая женщина со спутанными волосами и в не очень опрятной одежде. — Ацуко, — зашептали женщины. Ацуко бросилась к людям, но ее тут же отшвырнули в сторону. Может быть, нечаянно, но Ацуко ударили по руке и, видно, сломали, потому что она побледнела, застонала и схватилась за плечо. — Довольно! — заорал Тэссай, и глухие удары, перемежаемые всхлипами и гневными возгласами, прекратились. Мужчины разошлись в стороны. У костра остался лежать Кагэро. Кажется, у него было сломано почти все, что вообще можно сломать; только голова чудом уцелела. Правда, нос был перебит и свернут набок, а в разбитых губах белели костяные обломки. Ацуко кинулась к мужу, забыв о руке, упала на твердую глину. Мужчины ошалело смотрели на рыдающую женщину и чуть живого Кагэро. При каждом вздохе на его губах вздувались красные пузыри, в расплющенной груди что-то сипело и булькало. — Надо позвать врача, — сказала одна из женщин. — Какой врач! Не видишь, ему жить осталось всего ничего. — Врача! — заверещала Ацуко. — Позовите! Врача! — Ну позовите для успокоения, — тихо сказал Тэссай. Лекарь сначала посмотрел на Кагэро, а потом обвел недоуменным взглядом людей. Тэссай пожал плечами и кивнул на рыдающую Ацуко. — Давно? — спросил врач, опускаясь на колени рядом с Кагэро. — Да не очень… — Странно, что живой. Глядите, вы же все ему разбили! Что-то я такого раньше не видел в деревне. А? Он поднял голову и посмотрел на Тэссая. — Это такие твои новые порядки? — Потише, Сидзима-сан, не я велел бить его! Врач снова посмотрел на Кагэро. Тот все еще дышал. — Не знаю, — покачал он головой. — Не знаю, можно ли вылечить его, но он до сих пор жив! Поразительно! Было бы кощунством погубить такую жизнь. Не знаю, что получится, но я попробую. * * * Месяц Кагэро лежал пластом, и неизвестно, как держалась жизнь в искалеченном теле. «Хочет жить — вот и живет», — отвечал Сидзима на вопросы Ацуко, которая за этот месяц постарела лет на тридцать, почернела лицом, и Сидзима уже испугался, как бы ему не пришлось возвращать к жизни еще и ее. Кое-как срослись собранные по кусочкам Сидзимой кости. Срослись вкривь и вкось. Ацуко со страхом смотрела на врача, а тот лишь разводил руками: «Хромой и косой будет, и кривобокий, но что я могу сделать? Хорошо, хоть живой». Через три недели, когда Кагэро наконец пришел в себя, Ацуко упала в обморок. Сидзима покачал головой и сказал больному: — Почти все время рядом с тобой сидела. Не спит, не ест… Кагэро повел глазами, опустил взгляд на свою вдавленную грудь, неглубоко вздохнул и снова уснул. |