Онлайн книга «Слово говорящего»
|
…было до того накурено, что пришлось открывать притертую, заклеенную форточку. Гриша-Паша дымил просто немилосердно. Страшно представить, что же творится у него в квартире. Я открыл очередную бутылку, кажется, последнюю… хотя, нет, что-то еще позвякивало под ногами у Володи. Пилась горькая уже как вода, даже закусывать не надо было. Верный признак того, что пора бы уже и закруглиться, но, боже, как не хочется… У Гриши-Паши глаза блестели не хуже, чем шары на елке. И по цвету были примерно такими же. Он рассказывал о том, как ему кто-то дома расколотил унитаз головой. Головой! И как он теперь страдает из-за невозможности… — А давайте я спою, — предложил Володя, когда все отсмеялись. — У вас тут гитара есть? — Есть, — я полез из-за маленького журнального столика, рискуя опрокинуть все на пол. Гитара у меня действительно была, очень старая. На ней уже лет сто никто не играл. Впрочем, в руках у Владимира она неожиданно ожила, подала голос. На настройку ушло буквально несколько минут. Потом Володя тронул струны и запел… Снова ветер снег по улицам метет, И на стенке похудевший календарь. Вот еще один ушел из жизни год, И зима поет за окнами, как встарь. У Владимира был чуть хрипловатый, почти как у Высоцкого, только совсем не такой надрывно-рвущий голос. Видно было, что он певец-любитель, но не это главное… Мы еще вперед продвинулись на шаг, И — увы! — еще прибавилось седин… Год ушел, следы оставив на висках, Год ушел, ушел совсем, еще один… Наша юность потерялась вдалеке, И у каждого полно своих забот. Поединок с пустотою в кошельке Отнимает силы все из года в год. Мы все реже собираемся теперь, И расходимся задолго до восьми. И все чаще, дома отпирая дверь, Понимаем: мы стареем, черт возьми… А когда часы-куранты зазвенят, И ракеты темень неба разорвут, Незаметно в тех восторженных ребят Превратимся мы на несколько минут. И опять пред нами распахнется мир, Жизнь откроет снова тысячи дорог, И хотя судьба зачитана до дыр, Будем верить, что хоть кто-то что-то смог. А потом рассвет опять рассеет тьму, И ворвется в мир очередной январь. Мы вернемся каждый в личную тюрьму И к стене прикрепим новый календарь. Будем видеться у входа в магазин, Посвящать друг друга в череду забот, Говорить: «В тебе прибавилось седин…» А потом опять наступит Новый Год. Володя отложил гитару, а Гриша-Паша засопел что-то себе под нос. — Вот и не знаешь, что делать после этого, — наконец изрек он. — Радоваться или плакать… Господа! Да вы на часы-то посмотрите! Алена достала из бара точно такие же витые фиолетовые свечи (я их сам искал по всему городу), какие были у нас в детстве, поставила на столик, зажгла. Володя ухватил бутылку с шампанским, принялся откручивать проволоку с пробки. Президент на экране желал всем всего-всего, как обычно, и даже немного больше, чем в прежние Новые года. Пробка выстрелила из бутылки, врезалась в потолок и улетела куда-то в угол. Из дымящегося горлышка полился благородный напиток, наполняя собой наши бокалы. Не такое уж оно и благородное, конечно, это шампанское, но ради торжественности момента можно не скупиться на высокие слова. А потом Алена погасила свет. Горели только свечи на столе и гирлянда, развешенная на шторе в нарушение всех правил пожарной безопасности. Пляшущие разноцветные огни разбивались на десятки брызг, которые прыгали, будто живые, по елочным игрушкам. По-моему, они и были живыми — целый костер из алых, синих и зеленых светлячков. Я наблюдал за стайками дивных существ и чувствовал, как что-то сгущается вокруг нас, темнота становится более плотной, огни более яркими… Президент закончил свою речь — и… В который уж раз подряд ударили куранты, обозначая конец старого года и начало нового. Если бы весь бывший Союз располагался в одном часовом поясе, то, наверное, от звона миллиардов столкнувшихся над столом бокалов содрогнулась бы земля. Словно по команде, с первым же ударом часов, взмыл в небо целый десяток ракет, а двор наш наполнился свистом, криками. Мы подняли бокалы. — За Новый год… — И за Старый тоже… — За нас… — За всех… — За все хорошее… — …чтобы все… — …чтобы каждому… — …чтобы никогда… — …чтобы всегда… — За нее, проклятую… — За кого это? — За удачу, конечно! Гриша-Паша пытался разделаться с апельсином, когда в дверь постучали. То есть, не позвонили, а именно постучали. Алена, только севшая отдохнуть от бесконечных телефонных поздравлений, вздохнула и посмотрела на меня. Открывать мне почему-то не хотелось. Как-то не улыбается получить по голове в новогоднюю ночь… Эту проблему решил Володя. Он спокойно распахнул дверь. Естественно, на площадке никого не оказалось. — Шуточки, — сказал Гриша-Паша и вернулся к своему апельсину. Тот решил живым не даваться, брызгал во все стороны липким соком и даже скворчал под настырными пальцами Григория. Меня от съеденных цитрусовых уже начало чуть ли не тошнить, поэтому мы с Володей решили немного разбавить апельсиновую кислоту алкоголем. Мои подозрения насчет последней бутылки оказались совершенно беспочвенными, потому что Владимирова сумка была битком набита бутылками, коробками конфет и шоколадками. Видно было, что человек этот пить любит и умеет! Гриша-Паша вгрызался в апельсин с таким видом, будто стал на минуту первобытным человеком, а в руках держал кусок мяса, а не экзотический плод. Игорь вообще не пил, все больше болтал с Аленой, у меня же в голове отчетливо шумело, а вот Володя будто и не пил вовсе. — …на позапрошлый Новый год на елку меня понесло зачем-то. — Не рассказывай, — вдруг сказал я. — На позапрошлый Новый год ты проспал до половины двенадцатого. Может, на прошлый? Ты же собирался к знакомому гитаристу? Владимир ошалело посмотрел на меня. — А ты откуда знаешь? — выдохнул он. «А зачем выдумывал?..» И тут до меня дошло… Откуда, откуда… Откуда-то. Черт его знает, откуда… Ой, зачем же я так много… — Господа. Я с трудом разлепил глаза. Гриша-Паша осторожно положил на тарелку кусок апельсиновой кожуры. Глаза его готовились вот-вот выпрыгнуть на лоб. |