
Онлайн книга «Суперканны»
Следующий этаж имел заброшенный вид, неосвещенные коридоры были перегорожены деревянными барьерами. Я направился на третий этаж, где площадка переходила в просторную приемную, освещенную люстрами под высоким потолком. Вблизи слышались голоса — мужские и многоязычные. В боковой комнате на лакированном столике лежали карты и аэроснимки, и я остановился, чтобы рассмотреть подробный план Вара между Ниццей и Грасом. Участки, помеченные красным мелком, предполагалось включить в «Эдем-Олимпию», которая таким образом становилась крупным городом — больше самих Канн. Открытые двери передо мной выходили в парадную гостиную. На столике черного дерева стоял телевизор, перед которым развалился на позолоченном кресле мужчина в смокинге. Не оборачиваясь, тот поднял руку и поманил меня. Я приблизился к своему отражению в каминном зеркале; под мягким воротником одолженной Франсес рубашки у меня болтался креповый галстук — что твой поэтический шейный платок. — Заходите, Пол… Я как раз надеялся, что вы меня здесь найдете. Уайльдер Пенроуз любезно приветствовал меня, отрывая свое массивное тело от кресла. Как и всегда, я был поражен тому, насколько он рад меня видеть. Он поднялся и обнял меня, ощупал карманы моего смокинга, словно в поисках спрятанного оружия. Пошлепал ладошкой по моей щеке, прощая меня за маленький обман, с помощью которого я пробрался на виллу. И я снова понял, что мне здесь предназначается роль наивного и впечатлительного младшего брата. — Присоединяйтесь-ка ко мне. — Пультом от телевизора он указал на ближайшее кресло. — Ну, как там вечеринка? — Нелегкий труд. Нужно бы мне было позаимствовать у вас кресло-каталку. Лакей вам сообщил, что я иду? — Охранник, Пол, мы здесь помешаны на охране. Вы приходите сюда в костюме убийцы и спрашиваете, как найти председателя. Вам еще повезло, что вас не пристрелили. — Я ищу Джейн. Она где-то здесь. — Она отдыхает в одной из спален. Я вам объясню, как ее найти. — Пенроуз снова повернулся к телевизору. — Посмотрите-ка на эти съемки. Ручные камеры все время дергаются, но общее впечатление о происходящем получить можно. — Последние лечебные классы? — Ну да. Команды прекрасно работают. Он нажал кнопку на пульте, и сцены насилия замелькали у меня перед глазами в быстрой прокрутке; все смешалось — несущиеся машины, бегущие ноги, двери, выбиваемые с петель, испуганные сонные арабы, онемевшие женщины на измятых постелях. Звук был выключен, но мне казалось, я слышу крики и удары дубинок. Лучи фар высветили троицу с оливковой кожей в подземном гараже — они лежали на бетонном полу, вокруг их голов растеклись лужицы крови. — Жестокая штука. — Пенроуз поморщился и, выключив видео, с облегчением взглянул на темный экран. — Руководить лечебными классами становится все труднее. Хватит на сегодня. — Если вы ради меня, то не выключайте. — Не думаю, что вам стоит злоупотреблять этим. Это плохо для вашей нравственности. — Я тронут. Вероятно, это единственный фильм в Каннах, подвергающийся цензурным изъятиям. И тем не менее вы смотрите и в самом деле мерзкие кадры. — Не забывайте о контексте, Пол. Вы должны помнить об их терапевтическом воздействии. Обычная операция на сердце со стороны может показаться жутким кошмаром. Видеосъемки обманчивы: камера жадна до красного цвета, а потому все превращает в кровавую баню. — Поняв, что его аргументы не очень убедительны, он сказал: — Это ради доброго дела — ради «Эдем-Олимпии» и будущего. Более богатого, разумного, совершенного. И гораздо более творческого. Что такое несколько жертв, если в результате мы создадим еще одного Билла Гейтса или Акио Мориту {79}. — Жертвам было бы приятно это услышать. — А знаете, может, и приятно. Мелкие преступники, клошары, шлюхи со СПИДом — они и не ждут к себе другого отношения. Мы делаем для них благое дело — удовлетворяем их подсознательные ожидания. — Значит, для них это тоже терапия. — Отлично сказано. Я знал, что вы поймете. Жаль, что это не всем доступно. — Казалось, Пенроуз отвлекся на минуту — не прячась, он вгрызался в свой ноготь. — Все держать под постоянным контролем довольно затруднительно. Я чувствую, что грядут перемены. Слишком многие начинают смотреть на терапию как на спортивное мероприятие. Я пытаюсь им объяснить, что мне совсем ни к чему организовывать тут футбольную лигу. Я хочу, чтобы они больше пользовались воображением, а не ногами и кулаками. — Цандер с вами согласится. Он считает, что вы возвращаете их в детство. — Цандер — да. Его представление о преступлении связано с секретным счетом в швейцарском банке. Он никак не может понять, почему мы развиваем это направление, не используя его ради какого-нибудь полезного дела. В некотором смысле он довольно опасен. — Но в его рассуждениях есть что-то здравое. Любая игра возвращает человека в детство, особенно если вы играете с собственной психопатией. Начинаете с того, что грезите об «юберменш» [33] , а в конце концов размазываете свое говно по стенам спальни. — Вы правы, Пол. — Пенроуз торжественно пожал мою руку, кивая в сторону пустого телевизионного экрана. — Нашим друзьям в кожаных куртках надо работать еще напряженнее и научиться прокладывать дорогу в самые темные глубины своих сердец. Мне самому противно, но я должен жать на собачку, пока нервные струны не запоют от злости… Он повернулся к окну — ракета фейерверка просвистела в ночном воздухе и взорвалась гирляндой малиновых огней. На его щеках заиграли цветные тени, поблекшие, когда ракета, истратив свой запал, упала на землю. Он, казалось, был заведен больше, чем когда-либо прежде, его раздражала лень администраторов, их недостаточная воля к безумию. Сидя в своем официальном тронном зале, он чувствовал, что готов сдаться на милость победителю — осторожности административного разума. И хотя я ненавидел все, что он сделал, и ненавидел себя за то, что не донес о нем французским властям, я едва ли не жалел его. Человечество, погрязшее в своей посредственности, никогда не поднимется до тех высот безумия, какие нужны Уайльдеру Пенроузу. — Пол… — Он вспомнил обо мне, о том, что я сижу рядом с ним в смокинге Гринвуда. — Ведь вы искали Джейн? — Гальдер видел ее. Он сказал, что у нее усталый вид. — Это был не фильм, а пытка. Швейцарские банкиры не понимают, что нужно людям, — они общаются только с миллиардерами и военными преступниками. Джейн слишком много работает. Ей бы нужно поступить в одну из лечебных групп для женщин. — Есть и такие? — Я шучу, Пол… по крайней мере, надеюсь, что шучу. — Он проводил меня до двери — радушный член клуба и его дорогой гость. — Если говорить о женщинах, то система навязываемой психопатии у них уже есть. Она называется «мужчины». |